Колька растерянно огляделся. Тяжелые спят. На столе чадит артиллерийская гильза, приспособленная под светильник.
Может, почудилось? Привиделось со сна?..
Паренек сделал пару шагов к выходу. Потом остановился. Осторожно вернулся назад. Наклонился над Лопухиным, прислушиваясь к его дыханию.
Иван дышал ровно. Как обычно.
Только чувствовалось что-то… Особое. То, что не объяснить никакими словами. То, что отличает живого от мертвого, человека спящего от человека без сознания.
Колька сорвался с места и исчез в ночи.
Он бежал через лагерь, от костра к костру, рискуя налететь на дерево, закрывая лицо ладонями от низких веток. Кто-то окликнул его… или показалось? Парнишка не останавливался.
На полном скаку он проскочил кухню. Перемахнул, по-заячьи поджимая ноги, через широкую скамью. Едва не налетел на куривших в темноте красноармейцев.
– Эй, малец!
– Куда это он?..
Дальше, дальше! Колька обогнул поленницу дров.
Еще немного!
И тут под ноги что-то подвернулось. Парнишка споткнулся, запрыгал на одной ноге, пытаясь сохранить равновесие, но ботинки скользнули по жидкому. Колька упал. В ноздри ударил мерзкий запах.
Паренек перекатился. Оперся руками и огляделся. В неровном лунном свете он увидел большую темную колоду, разлегшуюся посреди тропинки. Колька пододвинулся ближе…
На земле лежал боец. Выпученные, налитые кровью глаза, вывалившийся язык. И страшно разорванный рот. Залитая темным гимнастерка.
Колька отшатнулся. Замер.
Темнота вдруг сгустилась вокруг. Сжалась. Обступила со всех сторон.
Колька зашарил руками по земле в надежде подобрать палку. Но ладони наталкивались только на непонятные склизкие комочки.
– Господи, – прошептал Колька. К горлу подкатила тошнота. Сглатывая обильную слюну, парнишка пополз в сторону и остановился, только когда уперся спиной в ствол дерева.
Там он замер, прислушался.
Где-то в темноте раздавались приглушенные, чавкающие звуки. Будто кто-то жевал жидкую кашу огромным ртом.
Колька осторожно, сам не понимая зачем, пополз на звук. Несколько метров он, прижимаясь к земле, полз на брюхе, потом приподнялся… Пальцы наконец нащупали палку.
Луна зашла за тучу. Теперь вокруг царила непроницаемая чернота.
Колька замер. Звуки раздавались все ближе и ближе. И вот кто-то тяжелый, шатаясь, протопал мимо.
«А чего я на помощь не зову?» – удивился парнишка. Но все слова будто выскочили из головы. Казалось уже, что нет вокруг ничего. Только лес, тьма и чавкающая тварь, что ходит кругом. Натыкается на деревья. И жрет, жрет, жрет!!!
Колька зажмурился, сжался в комочек и втянул голову в плечи.
«Пройдет! Пройдет мимо! Обязательно пройдет! – билось в голове. – Только бы не наступил…»
Совсем рядом хрустнул сучок. Выкатилась из темноты еловая шишка, ткнулась острыми крылышками парнишке в щеку. В нос ударил мерзостный запах… Колька прекратил даже дышать. Ему показалось, что в груди остановилось сердце.
Сколько он лежал в этой темноте, прежде чем позволил себе открыть глаза?
Рядом никого не было. Чтобы это понять, совсем не обязательно было прислушиваться или всматриваться во мрак ночного леса. Когда рядом ходила тварь, это ощущалось всем телом. Каждым напряженным нервом.
Колька расслабил сведенные судорогой плечи. Вытянул ноги. Приподнялся.
Шатер Болдина был где-то недалеко, и теперь паренек не бежал. Он осторожно шел вперед, прислушиваясь и ощупывая тропинку перед собой длинной палкой.
Быстро бегущие по небу облака то погружали мир во тьму, то снова заливали все вокруг синеватым, холодным светом луны. Колька, перебегая из тени в тень, приближался к небольшому костерку, что горел напротив входа в генеральский шатер. Тишина. Даже красноармейцы, что сидят вокруг огня, молчат.
Наличие часовых слегка успокоило паренька. Он пошел смелее, уже в полный рост. Намереваясь выйти к костру и все рассказать. А там уж пусть думают!
В конце концов, мог и медведь забрести на территорию. Кто его знает, что за тварюга шастала в темноте.
Колька этой мысли обрадовался. Зверь! Медведь! Ведь мог же. Он припомнил, как когда-то давным-давно, чуть ли не в другой жизни, мужики в деревне приволокли на санях убитого шатуна. Здоровенная пасть, бурая свалявшаяся шерсть и глаза, мертвые, но полные злобы и какой-то неустроенной тоски. Медведь долго терроризировал окрестности и, как говорили тревожным шепотком все бабы, попробовал сладкого мяса. Что за «сладкое мясо», Колька тогда не знал…
Он подходил все ближе и ближе. Уже не таясь. Костер давал достаточно света.
Солдаты сидели, не шевелясь. Трое. Одинаково опершись на винтовки и опустив головы.
«Дрыхнут, что ли? – подумал Колька. – На посту…»
– Эй, – позвал он. – Спите?
Никто не пошевелился. Парнишка подошел ближе. Совсем близко…
И только тут почувствовал стоявшую в воздухе горькую вонь. У одного из бойцов тлели сапоги! Колька рванулся было к костру, сгорят ведь, но вдруг остановился как вкопанный.
На груди у солдата, сидевшего к парнишке лицом, расплывалось темное пятно.
– Эй… – Колька поразился тому, насколько жалко звучал его голос.
И вдруг почувствовал…
По спине пробежала волна мурашек. Каждый волосок на теле зашевелился, встал дыбом. В колени вступила мерзкая, колкая дрожь.
Не было слышно ни звука. Только костерок потрескивал равномерно, обыденно. Но Колька точно знал: кто-то стоит сзади. Совсем близко.
Парнишка, чувствуя, как слабеют ноги, медленно, осторожно повернул голову.
В пяти шагах от него, около дерева, стоял человек. Черная фигура на фоне темного леса. Никакой не медведь, не зверь… Колька отступил к костру. Человек сразу же сделал шаг вперед. Отсветы огня упали на его лицо… И Колька шарахнулся назад, споткнулся, опрокинулся на спину, перекатился. А когда вскочил, рядом никого уже не было.
Только один мертвый боец от толчка упал лицом вперед. В костер.
Парнишка кинулся в палатку.
– Товарищ генерал!
Болдин вскочил из-за стола. Он, кажется, заснул прямо над картой. В его руке мигом оказался пистолет.
– Что?!
Колька подскочил вплотную, спрятался за спину генерала. И, указывая в сторону входа, заголосил:
– Там! Там!..
Болдин передернул затвор. Отвел руку в сторону, тихо, мол.
– Успокойся. Что случилось?
Но Колька только головой мотал и все показывал на дверь.
