Как раз в тот момент, когда Рив окончательно решил, что все потеряно, за дверью камеры раздался знакомый голос:
– …а ты, дерьмоед, можешь посмотреть параграф 4, раздел 1: зарегистрированный менестрель имеет право входа в любые общественные административные здания. Вот моя долбаная карточка, так что открывай и не тяни!
Билли и Рив одновременно вскинули головы.
– Малыш Менестрель? Здесь?
Вскочив, они встали у двери. Снаружи вновь послышались голоса.
– Не положено. Никто не имеет права входить в камеру, пока их не допросит Гхашнак.
– В Кодексе сказано, что я могу входить куда угодно!
– Невозможно.
– Дома Ширик находятся в ведении общественно-административного управления Гхашнак. Так?
– И что?
– Следовательно, Дома Ширик являются общественными административными зданиями. Верно?
– И что?
– А менестрели – и в частности я – имеют право входить куда им угодно, находясь в общественных административных зданиях. А это означает и здания Ширик, так что открывай!
– Это против устава.
– Если не откроешь, то нарушишь Кодекс, и я доложу об этом.
– Кодекс?
– Кодекс.
– А как же устав…
– Посмотри на это вот с какой стороны, ты, мешок с дерьмом. Если ты нарушаешь Кодекс, это пахнет виселицей, не меньше. А если устав – в худшем случае тебя выпорют. Понимаешь, к чему я клоню? Не создавай себе проблем.
– Но…
– Никогда не думал о том, каково это, а, свиноголовый? Я имею в виду повешение – каково это будет, болтаться на веревке и чувствовать, что задыхаешься, а твои руки связаны за спиной, и ты ничего не можешь с этим поделать?
В двери нерешительно заворочался ключ, и она распахнулась вовнутрь. Малыш Менестрель вступил в камеру – но это был совсем другой Малыш Менестрель.
Его узкое бледное лицо скрывалось за огромными черными фасетчатыми очками, из-за чего его глаза выглядели как глаза какого-нибудь гротескного насекомого. Голову по-прежнему окружал ореол волос, но они были обесцвечены до совершенно белого цвета. На нем был темно-зеленый сюртук ящеричьей кожи, надетый поверх черной сборчатой рубашки, бархатные штаны и высокие черные сапоги с серебряными пряжками. Серебряная гитара висела у него на плече на широком ремне, выложенном разноцветными камнями.
Билли и Рив забросали его вопросами.
– Куда это мы попали?
– А ты-то как здесь оказался, черт побери?
– Как нам выбраться отсюда?
Малыш Менестрель воздел обе руки:
– Не спешите! Не спешите! Этот тупица, что стоит за моей спиной, может неожиданно решить, что в уставе ничего не сказано о том, что мне позволено говорить с вами. Так что лучше послушайте. Если вы сможете продержаться здесь еще немножко, я постараюсь вытащить вас отсюда. Хорошо?
– Когда?
– Не знаю. Это не так-то просто. Думаете, вас так легко отпустят?
– Что это за место?
– Дур Шанзаг.
– Дур Шанзаг?
– Я сейчас не могу больше говорить. Не беспокойтесь, я все улажу. Вы не смогли бы попасть в большее дерьмо, даже если бы специально постарались!
– Хорошо, хорошо, мы знаем, ты только уж как-нибудь вытащи нас отсюда!
– Говорю же вам, не беспокойтесь!
Он вышел из камеры, и дверь с лязгом захлопнулась за его спиной. Затем она вновь открылась.
– Как зовут третьего парня?
– Человек Дождя.
– Хорошо, я посмотрю, что я смогу для него сделать.
Малыш Менестрель исчез за дверью, и она вновь захлопнулась. Билли и Рив посмотрели друг на друга.
– Что за чертовщина? Это действительно было?
– Вроде бы было.
– Но что у него за одежда, да и все остальное?
– Ну, мало ли что бывает!
Человек Дождя встал с пола.
– Кто это был? Ваш друг?
– Это Малыш Менестрель, мы познакомились в дороге, на Кладбище.
– Полезно иметь таких друзей в незнакомом городе.
– Надеюсь, что так.
– А со своей стороны, ребята, вот что я вам скажу. Говорите, вы встретили его на Кладбище?
– Ну да, мы путешествовали вместе с ним оттуда до Псодуха. Вы знаете Кладбище?
– Кладбище? Еще бы мне не знать Кладбище! Я подогнал им не одну грозу, чтобы им было через что гонять свои фургоны. – Он внимательно посмотрел на них. – Как он выглядел – там, на Кладбище?
– Почти так же, только на нем были грязные синие джинсы вместо этой забавной одежды, и волосы у него были темные. А что?
Человек Дождя покачал головой.
– Да так, ничего. Так бывает – застрянет что-нибудь где-то в глубине мозга, и никак не вытащить наружу. Может, попозже смогу вспомнить.
Они ждали, навострив уши, чтобы услышать малейший намек на шаги в коридоре, но ничего не происходило. Билли и Рив давно уже потеряли способность следить за течением времени. Это произошло, еще когда они впервые вступили в ничто. Внезапное появление Малыша Менестреля отступало в прошлое и начинало смазываться. Понемногу они начинали думать, что это просто абсурдный способ, который они избрали, чтобы сойти с ума. К довершению их проблем, они начинали чувствовать волчий голод и не меньшую жажду. Впрочем, ни один из них не был еще способен пить зловонную воду, что сочилась по желобу. В какой-то момент они услышали спорящие где-то вдали голоса и задержали дыхание, прислушиваясь, не приблизятся ли они. Но затем звуки смолкли, и надежда на немедленное освобождение поблекла.
Как раз в тот момент, когда всякая вера в возвращение Малыша Менестреля уже совсем угасла, дверь с грохотом отворилась, и он вошел в камеру.
– Я все уладил. Вы свободны.
– Свободны?
– Ну, почти свободны. У меня ордер на ваше освобождение, и вам не придется подвергаться допросу Гхашнака. Можно сказать, что по существу вы свободны.
– И мы можем уходить отсюда?
– Конечно, прямо сейчас.
– Вот это класс! И куда нам идти?
Малыш Менестрель нахмурился.
– Это одна из трудностей, но мы поговорим об этом потом, когда уберемся отсюда.
Билли пожал плечами.
– Когда угодно, лишь бы оказаться подальше от этой вонючей камеры!
Вновь окруженные стражниками, они вышли из камеры, прошли по коридору и взобрались по лестнице. Крики и ругательства доносились из других камер, когда они проходили мимо. Освобождение узников, похоже, было здесь в новинку.
