Уже через неделю город взорвался новыми вспышками гнева и возмущения. Солдаты по приказу де Бриту стали срывать со стен храмов золотые лепестки, веками наклеивавшиеся паломниками. Люди перестали роптать потихоньку. Они уже громко кричали на весь город, что де Бриту обманул их и теперь им ничего не остается, как принять власть короля Анаутпетлуна. - Поглядите, как быстро развиваются события, - восклицал Гардан, глядя в окно, где толпы людей с криками носились по улицам. - Де Бриту, кажется, обречен, - сказал Фернан. - Но, может, все не так уж и трагично? - сказал Пьер, надеясь, что хоть кто-то из друзей поддержит и ободрит его. - Сожалею, мой друг, - ответил капитан Эжен, - но все складывается именно трагично. Мы на краю пропасти, а де Бриту этого не видит и пытается шагнуть в нее сам. - Хуже всего то, что он и нас всех тянет за собой в эту зловонную яму, - отозвался Гардан. - И все же я предлагаю уповать на лучшее, друзья. Время еще есть, и из Гоа вполне могут прислать три-четыре корабля с людьми и оружием. - Пьер глянул на Гардана, словно искал у него ответ на свое заявление. - Лично я сомневаюсь в этом, Пьер. Они там слишком заняты своими делами, которые у них идут все хуже и хуже. Деятельность отцов-иезуитов по искоренению буддизма привела к тому, что торговля стала хиреть, суда избегали заходить в порт. Таможенные и налоговые сборы сократились, казна пустовала. А иезуиты продолжали насильственно обращать монов и бирманцев в веру Христову. Вновь обращенные и не думали поклоняться Иисусу, они принимали крещение лишь из страха быть сожженными на площади, как это произошло с двумя буддийскими монахами, которые отказались признать веру в Христа. - Это сожжение монахов будет означать полный разрыв де Бриту с населением города и окрестностей. - Гардан оглядел друзей. - И этим неминуемо воспользуется Анаупетлун, - ответил капитан Эжен. - Он бы и сам это организовал, но вмешиваться в отлаженные методы иезуитов не станет. Он тоже прекрасно знает их способности, и они играют ему на руку. Я уверен, что он прекрасно осведомлен обо всем, что происходит в городе. - Теперь ему это легко удается, - заметил Арман. - Каждый житель будет рад показать будущему правителю свою лояльность. - Мне кажется, что скоро народ будет покидать город и окрестные места, - сказал капитан с сожалением. - Непомерные налоги и массу побочных сборов выдержать невозможно. Началось открытое ограбление области. Купцы и крестьяне, да и ремесленники уже стонут от бремени его налогов, а монахи просто в ужасе. - Да, вчера я сам видел, как португальцы громили ступу недалеко от центра города, - с откровенным волнением в голосе сказал Пьер. - Что будут делать после всего этого горожане и ремесленники? Откровенно говоря, мне страшно за судьбу города. Его просто все покинут. И к чему все это было затевать?! - Успокойтесь, друзья, - молвил капитан. - Наша совесть чиста, мы делали все, чтобы урезонить де Бриту. А поскольку он не внял нашим советам, то не нам горевать о его трудностях. У меня уже нет того отношения к нему, какое было прежде. Поверьте мне.
Через несколько дней де Бриту собрал начальников отрядов на очередное совещание. Он был в черном кафтане, лицо осунулось и стало желтоватым. Глаза лихорадочно блестели неестественным огнем. - Друзья мои, - начал он, оглядывая присутствующих. - Поступили сведения, что король бирманский двинул войска на юг. Стало быть, на нас. Как долго он будет двигаться, мне неизвестно, но думаю, что сильно задерживаться не станет. Потому следует срочно послать корабль в Гоа за подкреплением. Собравшиеся переглядывались, молча прятали глаза друг от друга. - Через два дня сеньор Гардан должен отправиться к вице-королю. Он обязан умолить его о немедленной помощи. Слышите, сеньор Гардан? Гардан поднялся и, согласно кивнув, ответил: - Сеньор де Бриту, я всегда готов выполнить ваш приказ. Все будет исполнено в соответствии с вашими пожеланиями. - Добивайтесь не менее трех судов с солдатами и пушками. На них вся надежда. Теперь о местных делах, - продолжал де Бриту. - Необходимо срочно заняться укреплением бастионов. Набрать из местного населения людей и обучить их мушкетному бою. Это я поручаю сеньору Дие-гу. Завтра же и приступайте. - Слушаю, сеньор, - тут же вскочил Диегу. - Сеньор Пьер, - обратился де Бриту к французу, - вам надлежит возобновить пушечные стрельбы. Многие пушкари забыли, как это делается. Приказываю вам и сеньору Арману немедленно приступать к этому. - Вас понял, сеньор де Бриту, - ответил Пьер. - Будет исполнено.
Начались спешные работы по укреплению крепости, приведению ее в боевое состояние. На верфи достраивалось очередное судно, а в порту готовилось к отправке в Гоа другое, достаточно быстроходное. Значительная часть работавших в порту и на верфи людей скоро вообще перестала являться на работу. Вскоре стало ясно, что причиной тому были последние события в городе. Слухи, одни страшнее других, носились по узким улицам, будоража и пугая горожан. Ремесленники и купцы помаленьку сворачивали свои мастерские и лавки. Стали подниматься цены, товар исчезал, а народ все больше разжигал в себе ненависть к португальцам, а особенно к иезуитам. Процессии оранжевых монахов с чашами для подаяний уже не встречались на улицах города. Служители Будды ушли из города, пагоды закрыты и осквернены. Лишь мастерские по переплавке колоколов и прочей медной и бронзовой утвари работали в полную силу. В крепости раздавались выстрелы из пушек и мушкетов, но они постепенно прекратились - берегли драгоценный порох, новых поступлений которого не ожидалось. Де Бриту посылал на север своих лазутчиков, но мало кто из них возвращался, а те, которые появлялись в городе, приносили неутешительные вести. Армии бирманцев подошли уже к Пегу, и тот сдался без боя, приветствуя Анаутпетлуна и его боевых слонов. Сам король въезжал в город на белом слоне и под белым же зонтом огромного размера. Де Бриту стал плохо спать, часто вскакивал в поту, озирался по сторонам и терзал слуг своими страхами. Он торопил португальцев и тех монов и бирманцев, которые остались ему верны, требовал скорейшего окончания приготовлений крепости к отражению неминуемого нападения бирманских войск.
Глава 12
Вся эта кутерьма с наступлением бирманцев мало волновала Эжена. Он с головой окунулся в семейную жизнь, которая отличалась от прежней разве что тем, что он постоянно находился рядом с Сиро и наслаждался ее юным телом, нежностью и страстью. Его часто призывали в крепость, однако он редко появлялся там. Португальцы откровенно угрожали ему, иезуиты грозились отлучить от церкви, а отец умолял вести себя поосторожнее. Но все эти советы и угрозы мало трогали молодого человека. Какие заботы в медовый месяц? Лишь тогда, когда корабль для отправки в Гоа был готов, а Гардан ждал только последнего наставления де Бриту, Пьер призвал Эжена к себе. - Дорогой мой, - обратился он к сыну, - ситуация настолько осложнилась, что оставаться здесь стало опасным делом. - Ты хочешь предложить мне отправиться в Гоа, отец? - Ты угадал, сынок. Я очень этого хочу, и Гардан настаивает, чтобы я уговорил тебя. - Отец с надеждой посмотрел на сына. - Поезжай, а тем временем тут как-нибудь утрясется эта история с бирманским нашествием, и ты спокойно возвратишься домой. Месяц-два разлуки только пойдут на пользу твоей любви к жене, заодно улягутся и страсти по поводу твоей женитьбы без благословения церкви. - Ты меня не убедишь, па. Я не поеду, мне и здесь хорошо. - Но подумай о матери, сынок! Что с ней станет, если с тобой что-нибудь случится? Она этого не переживет. Прошу тебя, ради всего святого, поезжай! - в голосе Пьера задрожали нотки отчаяния, чего Эжен никогда не слышал от отца. - И не проси, па! Я не могу покинуть Сиро. Это выше моих сил. Прости, отец! Долго Пьер уговаривал и убеждал сына, пока тот все же не сдался и не обещал подумать. Эжен ушел домой, весь погруженный в мрачные мысли. Как бросить жену в эти тревожные дни? Однако и отец прав. Вспомнились мать и сестры, и ему отчаянно захотелось к ним. Вернувшись домой, он рассказал Сиро о разговоре с отцом. Неожиданно она сказала, нежно улыбаясь: - Твой отец весьма разумный человек, Эже. Я бы последовала его совету, здесь тебе грозит слишком большая опасность в любом случае. Девушка ласково погладила Эжена по груди. - Пусть улягутся страсти, а там и победа над ненавистным Анаутпетлуном. А мы продолжим нашу совместную счастливую жизнь, Эже. - Ты считаешь, что наша победа реальна, Сиро? - Это не я считаю, это мой отец так говорит, а я ему верю. Он всецело на стороне де Бриту, и я не могу думать иначе, мой дорогой. Езжай и не терзай себя понапрасну. Сегодня мы приглашены к отцу в гости, и ты попросишь его содействовать отъезду, если де Бриту откажет, хотя я в это и не верю. - Очень жаль, но я вынужден принять твой совет, моя любовь. Но нас ждет такая долгая разлука, Сиро! - Зато как великолепна будет наша встреча, милый. И обо мне здесь есть кому позаботиться. Я перееду к отцу, и он меня не оставит. - Улыбка не сходила с лица Сиро, она очень хотела развеять мрачное настроение мужа. - Что ж, любимая, я согласен. Но это так неожиданно, что у меня голова идет кругом. Я не могу прийти в себя! - Это у тебя скоро пройдет, милый. - Сиро притянула к себе Эжена и ласково обняла его. Тот тут же растаял и улыбнулся, пытаясь сам обнять ее, однако она мягко отстранилась, уперевшись ему в грудь. - Лучше приготовься к посещению моего отца. Вечером пара молодоженов села в открытую коляску, запряженную гнедым жеребцом горячих кровей. Кучера отпустили, Эжен правил сам. Улицы сильно обезлюдели и казались вымершими. Фонари встречались так редко, что город был погружен в полный мрак. - Как тревожно стало в городе, - молвила Сиро, прижимаясь к его горячему плечу. - Мне он так нравился раньше, а теперь это просто заброшенный грязный поселок. - Это потому, милая, что подходят бирманские войска и люди боятся оставаться в городе перед его осадой. Они еще немного поговорили, и вдруг грубый голос произнес: - Стоп, приехали! Эжен оглянулся и увидел пятерых португальцев, один из которых приставил к его горлу клинок своей шпаги. - Что вам нужно, сеньоры? - спросил Эжен, рассчитывая, что те ошиблись, приняв их за местных вельмож, с которых можно было бы содрать немалый выкуп. - Тебя и нужно, паршивый французишка. Вылезай и не вздумай шалить, - с этими словами у него вырвали из ножен шпагу. С пистолетом пришлось так же быстро расстаться. Эжена и Сиро высадили, быстро и умело затолкали в рот грязные тряпки. Эжен попытался вырваться, мычал, брыкался, пока кто-то не ударил его по голове чем-то твердым и он не осел на руках, державших его. Очнулся он быстро. Они находились в темном помещении брошенной хижины. Два факела освещали колеблющимся племенем середину захламленной мусором комнаты, где когда-то жили люди, а теперь бегали лишь мыши. - Что, французишка, очухался? - услышал Эжен знакомый голос. Присмотревшись, он узнал говорившего. Это был его матрос Франсиску. - Вижу, что признал. Это хорошо, стало быть, знаешь, с кем имеешь дело. Эжен хотел что-то крикнуть, но рот его был забит тряпкой. Повернувшись, он увидел лежащую на грязном земляном полу Сиро. Ее держал, ухмыляясь, здоровенный португалец в замызганном камзоле. Она смотрела на мужа глазами, полными ужаса и тоски. Эжен рванулся было, но крепкие руки держали его, а Франсиску сказал: - Держите его покрепче. Он парень верткий и сильный. За волосы его, подлюгу, за волосы! Франсиску поглядел плотоядными глазами на Сиро, ухмыльнулся в усы, оглядел своих напарников: - Сейчас мы ему покажем увлекательное зрелище, друзья. Только держите его и не давайте отворачиваться. Мы все посмеемся и потешимся. Но я первый, как уговорились. Франсиску быстро спустил с себя штаны и бросился на Сиро. Та забилась, но ее крепко держали за волосы. Эжен задыхался от ярости и беспомощности. Он видел, как судорожно Сиро пытается отбиться от навалившегося на нее португальца. Вдруг ее рука коснулась ножен его кинжала. Пальцы быстро пробежали до рукоятки, остановились на ней на миг и выдернули кинжал. Девушка тут же вдавила в бок Франсиску клинок по самую рукоятку. Тот вздрогнул, скорчился, отвалившись на бок, и закричал, а Сиро, видя, что португальцы вскочили и бросились к ней, полоснула себе по шее ножом. Эжен видел, как тугая горячая струя крови фонтаном ударила португальцам в лица. Они отпрянули, вытирая глаза от крови, а Эжен не мог оторвать глаз от взгляда, который посылал последнее прощальное «люблю», но уже подернулся потусторонней дымкой, тускнел по мере того, как струя крови спадала, хотя сердце еще пыталось гнать кровь в артерию. Португалец, державший Эжена за волосы, бросил его и кинулся посмотреть на то, что произошло. Эжен выдернул кляп изо рта, поднялся и подскочил к португальцам, его взгляд остановился на эфесе шпаги одного их них. Не долго думая, он выдернул ее из ножен и тут же всадил клинок в бок оборачивающемуся преступнику. Другой бросил было руку к кинжалу, но Эжен ударил его в шею шпагой. Схватившись за рану, тот отшатнулся, а Эжен уже сделал выпад против третьего, который со шпагой в руке шагнул к нему. В колеблющемся свете двух факелов против Эжена плясали уже двое. Эжен сделал еще выпад и полоснул португальца по плечу. Тот отскочил, а Эжен уклонился от укола кинжала второго противника. Краем глаза юноша заметил, как тот, зажимая рану на шее, пытается поднять шпагу кого-то из поверженных. Медлить было нельзя, и Эжен скручивающим движением шпаги выбил у противника его оружие. Быстрый колющий удар довершил дело. Эжен повернулся к последнему противнику, уклонился от его прямого удара, но все же почувствовал обжигающую боль на груди. Клинок распорол ему кожу. Лицо нападавшего оказалось так близко, что Эжен не смог нанести удар острием шпаги. Тогда он с силой ударил португальца в глаз эфесом и почувствовал, как шарик на рукоятке раздавил глазное яблоко. Португалец схватился за лицо, а Эжен, не раздумывая, проткнул его грудь клинком. Он огляделся. Франсиску еще корчился на полу, еще один стонал, извиваясь, пытался выползти из хижины. Остальные были мертвы и лежали неподвижно. Эжен подошел к Франсиску, поглядел на него, поднес факел к его лицу и сказал: - Что, подонок, подыхаешь?! Сейчас я тебе помогу малость. - И с этими словами он прижал пылающий факел к его рту. Франсиску заорал ужасным голосом, Эжен продвинул факел дальше в рот, и португалец затих. Осмотрев его, Эжен убедился, что дух покинул бренное тело. - Кажется, еще один живой оставался, - сказал он, оглядываясь по сторонам. - Ага, вот ты где, мразь! - Эжен ударом ноги отбросил португальца от себя, поднес факел к его лицу. - Молись, собака! Португалец стонал, вертел головой, выпученными глазами глядел на Эжена. Вымолвить хоть слово он не смог. Эжен отвернулся, посмотрел на безжизненное лицо Сиро. В груди его что-то оборвалось. - Нет, не могу я оставить тебе жизнь, паскуда! Умри и ты! - Эжен хладнокровно ударил клинком в сердце португальца. Тот вздрогнул всем телом и затих, устремив взгляд в пространство. - Ты отомщена, моя любовь, но тебя со мной нет! - воскликнул Эжен, опустился перед ней на колени, прикрыл наготу обрывками юбки. Потом оглянулся вокруг, поднял холодеющее тело Сиро, отнес ее в коляску, которая стояла рядом, вернулся назад, собрал мусор и поджег его. Пару минут постоял, поглядел, как разгорается пламя. Эжен вернулся в свой дом, отнес Сиро в комнату, потом с помощью служанки обмыл ее уже холодное тело. Распорядившись о дальнейших действиях, лег на диван, устремив открытые невидящие глаза в потолок. Ни сна, ни мыслей в голове не было. Ничего не было. Только пустота… Пустота, которой он тоже не ощущал и не замечал. Утром продолжал лежать, кругом сновали люди, слышались голоса и плач, а он продолжал не мигая смотреть в потолок и не замечал ничего вокруг.
