Теперь комната погрузилась в абсолютную тишину. Та сестра, что была спереди, кивнула, вторая согласно хмыкнула сзади. Все вокруг купалось в необычайнейшей атмосфере. Повсюду двигались невидимые течения. И я вдруг с приятным изумлением понял, что на самом деле сестры наблюдают чай внутри меня. Следят, как он постепенно прокладывает себе путь. Они дали мне выпить чашку чая и теперь смотрели, как мои органы с ним справляются.
Их проницательные глаза меня ничуть не беспокоили. К тому же впервые в жизни я спокойно осознавал независимое существование каждого органа, занятого своим делом. Кивки сестер, их тихие «мм» и «а» носились взад-вперед, а я клевал носом и рассматривал восхитительную красноту своих век. И постепенно я представил себе во всех деталях... мою печень, мое сердце, мои легкие. Я не имел понятия, какого они цвета и размера, какие трубы их соединяли. Не знал, что не дает им соскользнуть со своих отдельных полок. Однако теперь они были не бездушными, безымянными сущностями, но личностями со своим характером и важными обязанностями. Рыбы... вот кем они мне казались. Рыбы, обжившие разные глубины моего пруда. Как форель, которую я видел однажды спящей под водой у камня, они легонько раздувались и сокращались внутри меня.
— Вот и все, Ваша Светлость, — прошептала одна из сестер.
Неожиданно комната вновь наполнилась тиканьем часов.
Теперь обе сестры стояли передо мной. Понадобилось время, чтобы я пришел в себя. И когда мои ноги вновь почувствовали под собой землю, одна из сестер показывала на дверь. Другая улыбалась.
— Пойдемте? — сказала она.
Следуя за ними и заправляя на ходу рубашку, я заметил, что мои десны болят, как это бывает, когда я засну днем. Мы все заняли свои места вокруг стола, и обе сестры посмотрели на меня.
— Если вы не возражаете, я предпочел бы перейти прямо к делу, — сказал я. — Что именно вы видели?
Они переглянулись, чтобы решить, кто из них будет говорить.
— Вы ели говядину, — сказала одна. То было скорее утверждение, чем вопрос.
Я подумал пару секунд и залопотал: —Да. Я... Сок говядины... ел. Совершенно непотребный этот сок.
— Говядина вам не годится, — сказала сестра.
— Господи, еще и бычий хвост, — продолжил я в возбуждении. — Только вчера был суп из бычьего хвоста.
— Говядина вам не годится, — повторила она. На этот раз я расслышал ее и согласился:
— Очень хорошо. С этой минуты в рот не возьму говядины.
Затем они вновь обменялись многозначительными взглядами, и другая сестра сказала, еще тише:
— Сразу как вы вошли... мы заметили... — Я кивнул ей, и она продолжила: — Мы заметили, что ваша аура не в порядке.
Честно скажу, это меня просто подкосило. Я не имел ни малейшего понятия, где у меня аура. До сих пор я даже не знал, что она вообще у меня есть.
— Это свет, который исходит от человека, — сказала другая сестра. — В вашем есть изъян.
Можете себе представить, насколько огорчительной была эта новость. Кому нужна аура с изъяном?
— И как мне прикажете ее восстановить? — спросил я.
— Возможно, вам чего-то не хватает, — сказала молчаливая сестра. — Вы должны сами заняться поисками пробела и заполнить его.
Я рассчитался с ними в коридоре, пожал им руки и поблагодарил за потраченное время. Когда они открыли дверь, прихожую залил дневной свет. На пару мгновений я задержался на пороге.
— Простите, — сказал я, — если не возражаете, я хотел бы спросить... что именно вы видите, глядя на человека?
— Мы видим его внутренности, — сказала одна.
— Видим, как он устроен, — добавила вторая.
Клемент встретил меня у садовых ворот и проводил к карете.
— Они не шарлатаны, Клемент. Правда, — сообщил я ему. — Они видели сок говядины.
Клемент одобрительно кивнул, и мы направились вниз по склону. Один раз я обернулся посмотреть на домик сестер, и мне показалось, что я разглядел бледное лицо между бархатных занавесок, но, взглянув еще раз секунду спустя, никого не увидел.
26 ноября
Много лет назад, когда я все еще вел светскую жизнь, пил бренди и курил сигары, от своего друга, доброго лорда Гэлвея, я услышал прелестнейший анекдот.
Мы сидели, глядя на угли, пылающие в камине, пытаясь прийти к согласию с только что уписанным чудовищным обедом, и он рассказывал мне о своем старинном приятеле, который подскочил к нему на каком-то приеме прошлой весной с «расчудесными новостями». И правда, новости были хорошие, ибо после долгих лет бесплодия его жена только что узнала, что беременна; неудивительно, что друг лорда Гэлвея сиял как медный грош, и не в последнюю очередь потому, что наконец-то у него мог родиться сын, который однажды унаследовал бы все его дела.
Несколько месяцев после этих радостных известий лорд Гэлвей был очень занят, а когда снова встретил своего приятеля, он сразу заметил, что тот выглядит ужасно хмурым. Опасаясь, что его жена, возможно, потеряла ребенка, Гэлвей решил, по его собственным словам, «проявить дипломатичность» и поддерживал светскую беседу, пока приятель сам не заговорил о том, что его беспокоило. Оказалось, он волновался за душевное состояние жены, даже опасался, что она уже на полпути к безумию. Лорд Гэлвей стал еще осторожнее — судя по мрачному выражению лица приятеля, он поступил мудро, — но понемногу удалось выудить из парня, что к чему.
Выяснилось, что жена приятеля постоянно... ела уголь. Сперва он обнаружил ее в своем кабинете — она сидела под столом и сосала маленький обломочек. Несколько дней спустя, за ланчем, он заметил кусочек, который она спрятала в платке и теперь крошила в суп. Шли недели, и он находил уголь по всему дому: подоткнутый под шарф, завернутый в шелковые платки, он оказался даже в ее лучшей шляпке. Ночью, когда гасили свет, он слышал, как она причмокивает под одеялом, потому что и в наволочке она хранила уголь, который сосала, прежде чем заснуть. Разумеется, утром простыни были грязными, а ее губы и язык — черными как смоль.
И все это огорчало ее мужа до невозможности. Он орал на нее и топал ногами, отбирал каждую найденную крошку. Он запретил ей близко подходить к углю и сделал тюремщиков из своих слуг, но, конечно же, не мог следить за ней целый день и прекрасно знал, что стоит ему отвернуться, как она украдкой бежала в подвал за новой порцией.
Остается лишь пожалеть, что старый приятель Гэлвея так долго скрывал свои опасения касательно помешательства своей жены, ибо если бы он поделился ими раньше, то скорее всего давно бы успокоился. Потому что Гэлвей — человек бывалый и слышал, что женщина, которая носит ребенка, подвержена целому ряду внутренних изменений, которые, в некоторых случаях, приводят к самым нелогичным и сильным потребностям. Существует предположение, что тяга к углю — случай на самом деле далеко не редкий — может оказаться не чем иным, как потребностью будущей матери в железе.
