«Кажется, я круто вляпался», — подумал он тоскливо. Сейчас ему казалось, что он маленький, а темнота вокруг — большая, и становится все больше и больше. «Надо что-то придумать», — решил он. Ему было страшно, что он навсегда останется в этой темноте, и она будет расти, а он — уменьшаться.
Ему не давал покоя человек там, в углу. Человек сейчас смотрел на Диму, он чувствовал его взгляд, и от этого взгляда хотелось кричать. Потому что там, внутри, становилось холодно и пусто от этого взгляда, как будто человек управлял Диминой жизнью, его внутренними органами, его сознанием… Дима почувствовал, что он уже не помнит, как он здесь оказался и что он должен сделать, ему хотелось сейчас только одного — выбраться отсюда.
Он пытался вспомнить, кто может знать что-то о Сашкиной иконе, и вспомнил — Лика, она же была там, у Сашки, она что-то говорила — что она видит и чувствует, ах да, она говорила о другой иконе, той, которую она передала ему… Лика.
— Я, кажется, знаю, кто может знать, — проговорил он и сам испугался своих слов, ему показалось, что где-то закричал ребенок — громко, со страхом, и потом заплакал, отчаянно, безнадежно, и Диме казалось, что этот плач — о нем, о его душе, но — при чем тут душа, он должен отсюда выбраться, выбраться — как можно быстрее.
— Мне надо позвонить.
— Позвонить? — переспросил Андрей. — Куда тебе надо позвонить? В службу спасения?
— Нет, — пробормотал Дима. — Нет, просто я могу узнать, есть ли эта ваша икона у Сашки. Вот и все. Не хотите — не надо…
— Кому позвонить?
Андрей сидел, поигрывая мобильником, а Дима смотрел как завороженный — от этого дурацкого мобильника сейчас зависела его свобода. Его жизнь…
— Есть одна девушка, она дружна с Сашкой… И… Да вы помните, я вам рассказывал, что она каким-то образом чувствует иконы? Она дотрагивается до них — и видит место, откуда они, или голоса слышит, или…
Он замялся. Ему показалось, что Андрей напрягся, наклонился вперед — теперь напоминая грифа-стервятника.
— Или… огонь, — договорил Дима упавшим голосом.
«Кажется, я снова делаю страшную глупость, — подумал он. И ответил сам себе: — Хуже. Ты делаешь подлость…»
— Огонь? Какой огонь?
— Та икона, которую я передал вам от Маринки… Она увидела там пожар. И каких-то людей, которые стояли и ждали, когда дом сгорит. А в доме металась девочка — это мне так Лика рассказывала… Я же вам говорил!
— И эта самая Лика — еще и подружка Саши Канатопова, — задумчиво проговорил Андрей.
Оглянулся назад, к тому, неразличимому. Тот кивнул.
— На, звони, — протянул Андрей Диме мобильник.
Он уже хотел взять мобильник — но остановился. «Если я позвоню с него, там останется ее телефон».
— Спасибо, что я буду ваши деньги тратить… У меня свой есть.
— Да брось ты, — с деланой ласковостью улыбнулся Андрей.
— Нет, я не помню ее телефон, — соврал Дима. — Он у меня забит в моем мобильнике.
Какое-то время Андрей думал. Потом обернулся, посмотрел в угол, где сидел странный человек, предпочитающий скрывать свое лицо. Тот кивнул.
— Дай ему телефон, Мурад, — с легким вздохом сожаления сказал Андрей. — Может быть, так лучше. А то — вдруг он ей на мобильник звонить будет, мне не нужно, чтобы мой номер у девчонки остался…
Молчаливый Мурад протянул Андрею Димин мобильник и освободил Диме руку.
— Держи, — протянул Андрей телефон.
Руки затекли и болели. Но когда мобильник оказался у Димы, он чуть не заплакал — родной мой, хотел он сказать. Этот кот, который подмигивал ему с экранчика, как будто напоминал ему о беззаботности и легкости его жизни — теперь этого не будет…
Стало еще больнее и страшнее — от осознания того, что ТЕПЕРЬ ЭТОГО НЕ БУДЕТ.
Он справился с собой, набрал Ликин номер.
Она взяла трубку сразу, как будто ждала звонка.
— Саша?
— Нет, Лика. Это я, Дима.
— Ой, Димка… Привет. Ты куда пропал?
В ее голосе он уловил нотки разочарования.
— Я… Ну, я простудился. Немного, но неприятно…
Как ему сейчас хотелось закричать: «Лика, милая, я в опасности, и ты в опасности, и Сашка — он тоже в опасности, Лика, придумай что-нибудь!» — но он поймал на себе холодный взгляд Андрея.
— Лика, нам поговорить надо.
— О чем? — напряглась Лика. — Дим, я тебе сказала уже, что я не буду работать в этой вашей странной конторе… Мне не нравится.
— Да не об этом, я же все понял. Лик, нам о Сашке надо поговорить.
— Димочка, мы уезжаем завтра. Давай поговорим после нашего возвращения… И — я не хочу говорить с тобой о Саше без него. Вот втроем и поговорим, хорошо?
— Лика, а… куда вы едете? И когда?
— Мы?
Лика рассмеялась.
— В свадебное путешествие, — сказала она. — Далеко. Завтра. Я же тебе сказала…
— Ну, может быть, мы до отъезда с тобой успеем встретиться.
— Дима, ты в пять утра ко мне приедешь? — засмеялась она. — Мы договорились уже на шесть утра. Так что — придется тебе подождать все-таки. Вот вернемся — и поговорим.
Он готов был закричать от отчаяния.
Надежда на освобождение на глазах рассыпалась как карточный домик, и он — рассыпался, рассыпался, рассыпался…
— Дим, это очень важная поездка, — сказала она, уловив в его молчании обиду. — Понимаешь, нам очень надо поехать туда. От этого, может быть, ничего и не зависит, но… Для нас — важно. И я очень хочу увидеть все своими глазами. Сашка мне много рассказывал о том месте. Давай поговорим обо всем потом.
Он хотел ей сказать, что от нее сейчас очень многое зависит, хотел спросить об иконе, но… Телефон его умер.
Он посмотрел на него и пробормотал:
— Все. Зарядка кончилась. А они завтра уезжают. Очень рано. Так что…
— Куда?
— Она не сказала.
— А ты подумай, куда они могут поехать…
Голос Андрея был по-прежнему мягким и вкрадчивым, а Дима чувствовал, как по спине неприятными, холодными струйками бежит его страх.
— Димочка, вот ты вспомни, куда любит ездить твой друг, и мы тебя отпустим. Отпустим ведь?
Снова взгляд в сторону тени.
Снова кивок.
— Вот. Тебя отпустят. Куда они могут поехать?
Он знал это. Просто ему до боли не хотелось говорить об этом месте. Ему — так не хотелось, но… «Они меня отпустят, — решил он. — И я успею их предупредить. Я успею. Доеду еще до Сашки, и мы что-нибудь придумаем».
— Знаете село Камуши? — сказал он, глядя Андрею в глаза. — Да знаете, наверное, там недавно священника из-за икон вместе с семьей сожгли… А еще там в лесу отшельник жил, его два года назад тоже из-за старинных икон спалили.
