В ратуше Робеспьера ждал Сен-Жюст, недавно вернувшийся из Кёльна. Он выглядел опустошенным, отчасти испуганным или по меньшей мере обеспокоенным. Он сидел на диване в длинном коридоре, ведущем в кабинет Робеспьера. Стены коридора были обиты дорогим шелком и украшены великолепными зеркалами в золоченых рамах. Неподкупный прошел мимо, не задерживаясь, знаком велев Сен-Жюсту следовать за собой. Они не проронили ни слова, пока не расположились вдвоем в кабинете.
— Луи, Луи… Как ты мог провалить такое дело? А Конруа? Мертв?
— Я не знаю, как это произошло. Мы обо всем позаботились и приняли необходимые меры предосторожности.
— Значит, плохо позаботились. Я предупреждал: Лафайета нельзя недооценивать. Проклятый роялист в шкуре революционера!
Сен-Жюст похолодел, услышав тон, каким Робеспьер произнес последние слова. Он поддерживал Робеспьера, ценил его ум и доверял его политическим решениям, но в то же время до смерти боялся этого человека, не ведавшего жалости. Он хотел что-то сказать, но, благо, передумал, решив помолчать, пока его не спросят.
— Забудем о маркизе. Архиепископ нам многое рассказал. Слабый человек, кто бы мог подумать, — с презрением заметил Робеспьер. — Мы располагаем теперь списком членов Приората, их адресом в Париже и кое-чем получше: собственноручным его письмом, отправленным в Англию. По признанию Максимилиана Лотарингского, потомков Иисуса Христа трое: двадцати, восемнадцати и пятнадцати лет — все мальчики. Они живут себе спокойно в английской деревне, в загородном поместье знатной дамы, леди Фарнсворт, и охраняет их только опекун, доверенное лицо Приората. Как будто бельгийский солдат в каком-то чине. Архиепископ утверждает: он человек действия, но небольшого ума. Он попадется на удочку, узнав почерк и увидев печать Великого магистра.
— Какую удочку? — Сен-Жюст обрадовался: Робеспьер посмотрел сквозь пальцы на его неудачу и перешел к новой теме, но он плохо понимал, в чем суть затеи с письмом.
— О, верно, я ведь тебе еще не успел объяснить. В письме сказано: юноши должны вернуться во Францию. Старший из них полагает: он возвращается, чтобы взойти на трон. Несчастный глупец. Он ничего не заподозрит, поскольку архиепископ посоветовал прибыть тайно, ибо понятно, дело секретное, и открывать карты не следует, пока наследник не ступит на французскую землю, и народ не примет и не признает его новым монархом. Превосходный план!
— Да, превосходный… — повторил Сен-Жюст, потрясенный коварством Робеспьера и пытаясь польстить его самолюбию, стараясь вновь завоевать расположение своего патрона.
— Следующий ход твой, Луи. Разыщи всех, кто упомянут в списке. — Робеспьер вытащил из внутреннего кармана сюртука сложенный пополам лист бумаги. — Но не арестовывай этих людей, пока я не отдам приказ. Пусть за ними незаметно следят. Нельзя допустить ни одного неверного шага. Если кто-то попытается сбежать, заподозрив неладное или почуяв опасность, его необходимо задержать и поместить в надежное место. Не стоит ничего предпринимать до приезда наследников. Я не хочу вспугнуть наших пташек раньше, чем они запутаются в силках.
Сен-Жюст немедленно приступил к делу. Ему очень недоставало помощи Туссена Конруа, но по причинам исключительно практическим: шпион работал весьма эффективно. В остальном его смерть нисколько не опечалила Сен-Жюста. Список Робеспьера включал тринадцать фамилий. Две из них можно было вычеркнуть: Максимилиан Лотарингский уже находился в их руках, а добраться до Лафайета в настоящий момент не представлялось возможным. Третьим верховным руководителем ордена значился некий Амбруаз д’Аллен, адвокат. На полях Робеспьер пометил: д’Аллена найти не удается, — и приказывал держать его дом под наблюдением на случай, если юрист вдруг объявится.
Десять оставшихся имен принадлежали семи мужчинам и трем женщинам. Все они обладали определенным положением в обществе, однако большой известностью не пользовались. За исключением, пожалуй, актрисы, с триумфом выступавшей в Париже и пробудившей среди мужского населения (главным образом соблазнительными прелестями) большое смятение и возбуждение. Как и она, почти все жили в Париже, и только трое — за его пределами.
Всех ждала смерть. Как только поступит приказ об их аресте, их немедленно препроводят в командорство Приората, находившееся на площади Шатле рядом с мостом Пон-о-Шанж вблизи острова Иль-де-ля Сите. И там с ними разделаются. Робеспьер приготовил для них особую казнь.
Кале, север Франции, 1794 год
Море успокаивалось, хотя в последние часы плавания корабль попал в бурю, с сильным штормом и дождем. Четверо пассажиров — трое юношей и один взрослый — сошли с маленького суденышка, доставившего их к французским берегам из Англии, а точнее, из Дувра: наследники рода со своим опекуном-телохранителем. Их вызвал сам Максимилиан Лотарингский, Великий магистр Приората. В письме он потребовал прибыть во Францию инкогнито, не вызывая подозрений, поскольку положение пока не благоприятствовало открытому появлению, и затянувшаяся война с Англией также вынуждала соблюдать крайнюю осторожность. Однако им было твердо обещано: все готово для нанесения решающего удара с тем, чтобы реставрировать в стране монархию, вернув законное наследство принцу из династии Меровингов, древних французских королей.
Сен-Жюст узнал их тотчас, едва увидев на пристани. Он отступил в тень, где его ждал отряд национальной гвардии — десять вооруженных до зубов солдат, готовых по первому сигналу наброситься на наследников и их охрану.
Но все пошло наперекосяк. Какой-то всадник — крупный мужчина с лицом, скрытым под капюшоном плаща, — выскочил, словно из-под земли, размахивая здоровенными пистолетами, и предупредил путешественников об опасности. Какой безумец осмелился бросить вызов десятку закаленных вояк? Сен-Жюст не поставил бы ни одного шанса на то, что незнакомец сможет их одолеть, даже объединившись с юношами и сопровождающим. Но внезапно появившийся всадник вовсе не собирался воевать с отрядом Робеспьера.
Среди общего замешательства и выстрелов, зазвучавших с той и другой стороны, он ухитрился подвести четверых обреченных к ожидавшим их лошадям, готовым в любой момент пуститься в галоп. Через миг маленькая кавалькада умчалась вдаль на глазах оторопевшего Сен-Жюста. Растерянность сменилась чувством бессилия, когда его взору открылась ужасная картина: лошади, в том числе и его собственный конь, с диким ржанием бились в агонии в лужах крови. Неведомый всадник стрелял не в солдат Сен-Жюста, а в их скакунов. Уцелевшие животные, обезумев от страха, обратились в бегство, оборвав поводья, которыми они были привязаны к столбам. Сен-Жюст потерпел поражение во второй раз и думал теперь только о том, какое изощренное наказание придумает ему гражданин Робеспьер, его патрон.
Никто не заметил — ни Сен-Жюст, ни закутанный в плащ незнакомец, ни охранник наследников рода, ни сами юноши, что еще один всадник пустился за беглецами вдогонку. Правда, он благоразумно держался на приличном расстоянии. Он не стремился их поймать, а только проследить и выяснить, куда они направлялись.
Это был младший брат Туссена Конруа. Звали его Жак. Робеспьер знал: хитростью он ничуть не уступает брату. К тому же смерть старшего Конруа и обстоятельства, повлекшие ее за собой, заставят его из кожи вон вылезти, лишь бы выполнить задание. Жак Конруа не отставал от Туссена и во многом другом: такой же безжалостный и бессердечный хладнокровный мерзавец. В нем не нужно было разжигать жажду мести, ее и так хватало с избытком. Он проигрывал брату только отсутствием терпения. С другой стороны, Жак превосходил Туссена бесстрашием, компенсируя тем самым свой маленький недостаток.
