Он силится просунуть пальцы в карман, чтобы извлечь тонкую пластину интеркома, но пальцы отказываются повиноваться, словно превратившись в сырые сосиски. Он неловко тычет ими, нелепо перекрутив туловище, потом раздраженно ворчит и в конце концов сдается. Затем решает сменить тактику – надавливает на карман и постепенно выжимает интерком из его джинсового укрытия, как какой-нибудь твердый плод из кожуры.
Чирк-чирирк.
Он откидывает крышку с микрофоном и, после нескольких промахов, умудряется нажать на кнопку «прием».
– Крис?
Это Чедвик.
Инстинкт подсказывает Крису, что его голос должен звучать трезво. Это очень важно.
Ему кажется, что язык его весь вымазан арахисовой пастой, но ему удается изогнуть его так, чтобы произнести единственное слово:
– Да?
Правильно он ответил?
– Крис, все в порядке? – Подозрение в голосе.
– Конечно. А почему ты спрашиваешь?
– Ну, ты долго не отвечал.
Легкая паника. Теперь он вспоминает, почему должен казаться трезвым. Потому что сейчас он должен быть трезвым. Потому что скоро ему предстоит отправиться вниз, в торговый зал. Потому что он обещал братьям не пить перед этим. Тьфу ты, черт! Черт, черт, черт! А что, если Чедвик догадается? Если Чедвик догадается, что он все-таки напился, тогда все, конец: на нем можно ставить крест.
Ему требуется усилие, чтобы сочинить маленькую небылицу.
– У меня интерком в других брюках лежал.
Затем слышится долгое перешептывание, белый шум, трепет помех в эфире – слуховой аналог пушинок, попавших в линзу кинопроектора. А потом Чедвик говорит:
– Да нет. Ладно, не бери в голову. Даже ты не стал бы делать таких глупостей.
Кажется, облегчение хлынуло у Криса из всех отверстий, из каждой поры, окутав его светящимся паровым облачком.
– Охранники ждут тебя внизу, на Желтом. Ты ведь уже готов?
– Да, – отвечает Крис, глядя на свою рубашку и мокрые в паху джинсы. – Полностью готов.
– Ладно, если возникнут проблемы, если ты вляпаешься в какие-нибудь сложности, ради Бога, свяжись со мной. Помни: ты идешь туда только для того, чтобы высказать им наше мнение.
– Ага, высказать мнение.
– Торни хочет что-то добавить. Подожди-ка.
– Крис? Слушай. Если начальники отделов начнут артачиться, ты просто разворачивайся и уходи. Не вступай с ними в пререкания. Это несолидно. Я не думаю, что они доставят тебе неприятности – все-таки ты – это ты, – но никогда не знаешь. Иногда, если людей захлестывают эмоции, они забывают свое место. Просто не давай им сбить тебя с толку. Сохраняй спокойствие, оставайся невозмутим. Ты прав, они неправы. Усек?
– Я прав, они неправы.
– Ладно, возвращаю тебе Чедвика. Или нет, погоди, тут Понди с тобой хочет поговорить.
– Крис? – Низкий, гулкий голос Понди напоминает басовые трубы церковного органа. – Мы на тебя рассчитываем. Я в тебя верю. Ты справишься.
Крис чувствует такой мощный прилив любви к старшему брату, что едва сдерживает рыданья.
– Я постараюсь, Понди.
– Это все, о чем мы тебя просим.
Издалека, с другой стороны стола в Зале заседаний, доносится возглас Питера:
– Задай им жару, малыш Крис!
– Ну, ступай. Охранники уже ждут.
– Пока, Понди. Пока.
Крис захлопывает интерком и прижимает его к груди. Надо идти. Сознание этой необходимости выбрасывает в его кровоток адреналин, в голове внезапно наступает ясность – пусть ненадолго, зато она не дает ему вновь рухнуть на соблазнительно-мягкий диван, помогает преодолеть шаткость неистово кружащегося мира. Он встает на ноги, чувствуя себя победителем.
Поднявшись, он покачивается, и кровь отливает от мозга, оставляя там пустоту. Квартира взмывает на немыслимую высоту, а потом падает, падает, падает и оказывается в яме. Мгновение – и Крису кажется, что сейчас он потеряет сознание. А потом все успокаивается, утихомиривается, выравнивается, выглаживается. Пошатываясь, Крис бредет в спальню.
11.28
– Мне неприятно в этом сознаваться, – говорит Чедвик, взяв у Понди интерком и положив перед собой на стол, – но я не в силах избавиться от ощущения, что мы совершили страшную ошибку.
– Ты – паникер, – замечает Питер.
– Почему бы нам не проследить за ним с помощью «Глаза»? – спрашивает Субо. – Чтобы иметь хоть какое-нибудь представление, что он там устроит.
– Точно, велю им перебросить сюда сигнал, – решает Чедвик. – Отлично придумано.
Если бы портрет Септимуса Дня, висящий на стене, мог говорить, он бы, наверное, возразил, что все, происходящее сегодня в Зале заседаний, было придумано крайне скверно.
11.29
Костюмы вылетают из гардеробной один за другим, будто канарейки из клетки.
Крис бешено роется в своей обширной коллекции парадной одежды, срывая очередной костюм с вешалки, окидывая его беглым взглядом, а затем швыряя через плечо в пеструю, многоцветную груду из уже отвергнутых нарядов.
Что же надеть? Что же надеть?
Он и раньше, когда еще казалось, что времени более чем достаточно, не мог остановить выбор ни на одном костюме. А теперь, когда нужно спешить, не говоря уж о том, что он пьян, – принять решение все так же трудно, если не труднее. Он понимает, что нужно схватить костюм – любой костюм, уже неважно какой, – и напялить на себя, но это же его единственный шанс произвести впечатление, – он хочет выглядеть безупречно. Если бы только тут не было такого бескрайнего выбора, если бы только все эти чертовы тряпки не были такими кричащими и невозможными…
Бесформенная куча в дверях гардеробной продолжает расти – слой за слоем, вещь за вещью, – до тех пор, пока вдруг поиски не прекращаются.
Крис сделал выбор.
11.41
За плечами у Йоргенсона, Кофи, Горинга и Уоллеса – четверых охранников, стоящих на кольце Желтого этажа возле дверей частного лифта братьев, общий рабочий стаж, насчитывающий пятнадцать лет службы в вооруженных силах, шесть – в полиции и восемь с половиной лет, проведенных в различных исправительных учреждениях – в качестве или надзирателей, или подопечных. Все четверо – твердокаменные великаны, закаленные, но отнюдь не утомленные жизнью, явно равнодушные к боли и эмоциям, поэтому сложно сказать, испытали ли они хоть малейшее волнение, когда их отрядили в качестве эскорта для одного из тех семерых, в чьих руках находится власть над первым и (ну, черт возьми, кто бы в этом усомнился!) крупнейшим гигамаркетом в мире. По правде говоря, глядя на них, можно подумать, что сопровождать по магазину одного из братьев Дней – все равно что, скажем, поковыряться в зубах после мясного обеда.
