Крис закрывает ноготь большого пальца кончиком указательного. Согнутые сухожилия образуют ямки на ребре большого пальца.
Ничего не происходит, и в течение одного жуткого мига мисс Дэллоуэй мерещится, что время навсегда остановилось. Мастер Крис никогда не подбросит «осмий». Она навеки останется, словно в западне, в этом экстазе страха и трепета.
И вот наконец прижатый палец отскакивает, подбрасывая карточку в воздух, и продолговатый черный снаряд, летящий вверх от Крисова кулака по восходящей дуге параболы, все вертится, вращается, крутится, легко скользя и поочередно показывая обе прямоугольные поверхности, снова вертится, достигает своего зенита перед носом Криса, а затем начинает плавно опускаться, описывая дугу, зеркально отражающую прежний изгиб подъема, и все так же изящно кружится вокруг собственной оси, как палочка тамбурмажоретки. Мисс Дэллоуэй мысленно желает, чтобы карточка приземлилась логотипом вниз, желает, чтобы сами частицы воздуха, сквозь которые та пролетает, бережно подталкивали ее в начале долгого снижения к ковру, застилающему пол в отделе «Компьютеров», желает, чтобы она коснулась вражеской территории благоприятной стороной. А карточка все летит, эта тонкая, хрупкая вещица (между тем, если бы богатства, которые в ней заложены, предстали в виде глыбы драгоценного металла, понадобилась бы целая дюжина крепких мужчин, чтобы оторвать ее от земли), она все летит, вращаясь в воздухе, все ниже, ниже, и ниже, и вот наконец один скругленный уголок касается светло-зеленого ворса ковра, потом карточка подпрыгивает, приземляется другим уголком, кружится, как балерина, становится на одно ребро и наконец ложится плашмя.
Мисс Дэллоуэй не в силах заставить себя взглянуть.
– Оскар? Какой стороной она легла, Оскар?
Молчание Оскара становится для нее исчерпывающим ответом.
Она опускает взгляд, чтобы самой увидеть «осмий», и вот они, пожалуйста, – зернистый и гладкий полукружья логотипа «Дней» на карточке: правая половина посверкивает бледно-зелеными песчинками, а левая слепит взгляд, точно свежий креозот на шоссе.
11.55
– Что это он делает? – удивляется Серж. – Не могу понять, что он делает.
– На другой камере лучше видно, – говорит Понди. – Немножко лучше. – Он показывает на группу мониторов по другую сторону стола (тоже четыре ряда по четыре), где та же сцена показывается под другим углом: Крис обращается к начальникам «Книг» и «Компьютеров», размахивая перед ними своим «осмием». Обе картинки – смазанные и нечеткие. Карточка выглядит на них размытой черной прямоугольной кляксой, костюм Криса – темно-серой массой в форме человеческого тела, а лица сотрудников – белыми овалами с темными пятнами вместо черт.
– Зачем он достал карточку? – спрашивает Питер.
– Как символ власти, – высказывает догадку Чедвик.
– Да, с «осмием» не поспоришь, – кивая, соглашается Торни.
– Да еще с таким, на котором стоит фамилия День, – прибавляет Субо.
– Ну и ну! Уронил! – хихикает Питер. – Надо покрепче держаться за свои деньжата, Крис. Давай-ка, малыш, подбери ее. Ну вот! Опять выронил!
– Разве выронил? – нахмурившись, спрашивает Чедвик. – По-моему, больше похоже на то, что он ее подбросил.
– Да нет, выронил, – произносит Понди с уверенностью, которой в глубине души не испытывает. – Смотрите, снова ее подобрал и спрятал. Он просто хотел им показать, что речь идет о серьезном деле.
– Жалко, угол такой неудачный, – замечает Субо. Крис стоит спиной к обеим камерам.
– Это лучший сигнал, какой нам могли переслать из «Глаза», – поясняет Чедвик. – Они стоят слишком близко от входа. Чем дальше входишь вглубь отдела, тем больше там камер.
– Ну, зато ясно главное, – говорит Понди. – Мы видим, что Крис не делает никаких глупостей. Он выслушал начальников отделов, а теперь излагает им наше мнение.
Темная сторона купола занимает теперь ровно половину трехстворчатого окна в Зале заседаний. Септимус День продолжает бессильно взирать со своего портрета. Братья понемногу расслабляются Им кажется, что Крис справился с заданием, что страхи оказались напрасны. Может, в конце концов, они и смогут работать всемером, как и хотел отец.
Понди напоминает Торни, что близится время их ежедневного тенниса, и они оба расходятся по своим квартирам, чтобы переодеться для игры. Понди чувствует, что уважение, которое испытывают к нему братья, значительно возросло благодаря смелости его сегодняшних утренних решений.
Это очень приятное чувство.
11.59
– Ну, – говорит Крис, пряча свой «осмий», – теперь мне пора. Наверняка у братьев есть для меня другие дела. Мои поздравления победившим, мои соболезнования проигравшим. Всем до свиданья.
Охранники выстраиваются вокруг Криса и сопровождают его к лифту.
– Умно придумано? – лепечет мисс Дэллоуэй, к которой, после минуты ошеломленной немоты, возвращается голос. – Это и решением-то не было. Это же – абсолютная антитеза решения. Травестия какая-то. «Судья хмельной, сбит подкупом с пути, / Нам не стыдится ложь в глаза плести». Сэр? Мастер Крис, сэр?
Она делает попытку догнать хозяина, но мистер Армитедж останавливает ее твердой рукой.
– Мисс Дэллоуэй, – говорит он, – примите свою участь, вы проиграли. Смиритесь.
Никогда еще начальнице «Книг» так не хотелось кого-то прибить. Но она только издает стон и стряхивает руку мистера Армитеджа с таким отвращением, как будто ей на плечо свалился тарантул.
– Это еще не все, – предупреждает она его. – Далеко не все. – И, властно тряхнув головой, направляется в проход между отделами.
Ее любимцы вслед за ней устремляются в «Книги».
– Ну что, мисс Дэллоуэй? – говорит Курт.
– Мы отдадим им эту площадь, да? – спрашивает Оскар.
– У нас нет выбора, – замечает Салман. – Ведь мастер Крис…
– К черту мастера Криса! – рявкает мисс Дэллоуэй. – К черту его, к черту его братьев, к черту всю эту гнусную шайку! Если они думают, что могут так обходиться с преданным сотрудником, придется им переменить свое мнение.
– Но мы же проиграли.
– Проиграли, Оскар? Проиграли? Совсем наоборот. Вспомни слова Джона Пола Джонса,
[13]
– лицо мисс Дэллоуэй пылает праведным гневом; ее ярость устрашает своей чистотой, – «Я еще и не начинал сражаться!»
Уже полдень.
