Их отношения фактически не изменились за десять дней, что минули с приснопамятных выходных. Признание Маргарет, что она до сих пор пестует обиду на Диксона, стоило Диксону целого вечера в известной гостинице, неприличной суммы и такого же притворства; еще затратнее оказалось уломать Маргарет обозначить границы своей обиды, расширить эти границы, обсудить, смягчиться и, наконец, вернуть игрушку. Как уже и раньше бывало, всегда неожиданно и совершенно необъяснимо, при виде Маргарет Диксон испытал приступ нежности и раскаяния. Он решил заменить кофе лимонным сквошем (день выдался жаркий), взял стакан из рук тучной буфетчицы и мимо сплетничающих преподавателей проследовал к одинокой Маргарет.
На Маргарет был тот же богемный наряд, только она отказалась от деревянных бус в пользу броши, каковая брошь состояла из деревянной буквы М. На полу подле нее лежал пухлый конверт с экзаменационными работами. Пронзительный визг кофейной машины заставил Диксона вздрогнуть. Он произнес:
— Здравствуй, милая. Как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, нормально.
Диксон на всякий случай улыбнулся.
— По твоему голосу не скажешь, что ты действительно вполне здорова.
— Вот как? Странно. Я вполне здорова. — Маргарет говорила очень резко. Мышцы нижней челюсти и шеи натянулись, будто ее мучила зубная боль.
Диксон огляделся, подошел поближе, наклонился и произнес с максимальной мягкостью:
— Пожалуйста, Маргарет, оставь этот тон. В нем нет необходимости. Если тебе нездоровится, скажи мне — я посочувствую. Если все в порядке — тем лучше. В любом случае нам не повредит выкурить по сигаретке. Только, ради Бога, не старайся со мной поссориться. У меня настроение неподходящее.
Маргарет дернулась на подлокотнике (сидела она спиной ко всем присутствующим, кроме Диксона). Диксон увидел, что глаза ее наполнились слезами. Пока он обдумывал реакцию, Маргарет громко всхлипнула, не сводя с него взгляда.
— Маргарет, только не это, — запаниковал Диксон. — Только не плачь. Забудь, что я сказал.
Взмах ее руки, в начале траектории энергичный, завершился конвульсией бессильной ярости.
— Ты был прав, — дрожащим голосом произнесла Маргарет. — Я виновата. Прости меня.
— Маргарет…
— Нет, я одна виновата. Я тебе нагрубила. Я не хотела. Я не то имела в виду. Ох как же сегодня все гадко.
— Что случилось? Расскажи, не стесняйся. Вытри слезы.
— Ты один меня понимаешь, а я с тобой так обращаюсь. — Тем не менее она сняла очки и принялась промокать глаза.
— Забудь. Расскажи, что произошло.
— Ничего. Все — и ничего.
— Ты опять плохо спала?
— Да, милый, я плохо спала, и от этого мне себя ужасно жалко. Как обычно. Я все время думаю: черт, для чего это копошение, а главное — для чего я?
— Вот, возьми сигарету.
— Спасибо, Джеймс, ее-то мне и надо. Как я выгляжу?
— Хорошо. Просто вид немного усталый.
— Я до четырех утра заснуть не могла. Надо к врачу сходить — пусть выпишет какое-нибудь снотворное. Я так долго не протяну.
— Постой: доктор вроде сказал, что ты должна привыкать обходиться без лекарств.
Маргарет взглянула почти победно.
— Сказал, да, только забыл объяснить, как обходиться без сна.
— Неужели старые добрые средства не помогают?
— Господи, какие еще старые добрые? Ванна с лавандой? Горячее молоко? Аспирин? Окно сначала открыть, потом закрыть?
В таком духе они разговаривали несколько минут. Свидетели постепенно расползлись по своим разнообразным делам. В этот период учебного года лекций синхронно не читали, потому и дела были главным образом сугубо личные. Разговор шел своим чередом, Диксон тихо потел, тщась сообразить, действительно ли обещал, что позвонит Маргарет в дом Уэлчей завтра (которое было уже вчера), или же ему это только приснилось. В любом случае сейчас требовалось либо приглашение, либо обещание, даже чтобы просто замять дело. И вот при первой же возможности Диксон сказал:
— Может, пообедаем сегодня вместе? Ты свободна?
По неведомой Диксону причине предложение спровоцировало частичный возврат предыдущего тона.
— Свободна ли я? А кто, по-твоему, мог пригласить меня на обед?
— Я подумал, ты обещала миссис Недди.
— У миссис Недди как раз к обеду гости. Она просила меня тоже быть.
— Вот видишь: ты все-таки приглашена.
Маргарет ограничилась простым «вижу», тон применила удивленный и растерянный; вкупе с предположением, что она забывает на ходу, тон этот перепугал Диксона больше, чем давешние ее слезы.
— А кто обедает у Недди? — поспешно спросил Диксон.
— Понятия не имею, — едва ли не простонала Маргарет. — Осмелюсь предположить, что выдающихся людей не будет. — Маргарет взглянула на Диксона как бы сквозь затуманившиеся очки. — Мне пора. — Она стала искать сумку, медленно и явно не желая, чтобы поиски увенчались успехом.
— Маргарет, когда мы теперь увидимся?
— Не знаю.
— У меня сейчас довольно туго с деньгами… Может, в выходные напроситься к Недди на чай?
— Как хочешь. Кстати, Бертран приедет. — Маргарет по-прежнему игнорировала какие бы то ни было интонации.
— Бертран? Тогда лучше не надо чаю.
— Он пойдет на Летний бал. — Теперь появился едва уловимый намек на интонацию.
Диксон чувствовал себя человеком, который хочет запрыгнуть в поезд, набирающий скорость, и знает: не запрыгнет, если думать о прыжке перестанет.
— А мы с тобой пойдем? — спросил Диксон.
Через десять минут было установлено, что они с Маргарет пойдут, сияющая Маргарет удалилась прятать под замок экзаменационные работы, пудрить нос, звонить миссис Уэлч и сообщать, что все-таки не сможет присутствовать у нее на обеде (далеко не столь пафосном, как было сначала подано Диксону); Маргарет вместо этого поест сырного рулета и выпьет пива в пабе с Диксоном. Диксон радовался, что его козырная карта возымела такой эффект; но, как это свойственно козырным картам, она поначалу казалась тянущей не на одну, а на десять взяток, и вообще в руке выглядела лучше, чем на сукне. Впрочем, Диксон знал кое-что, чего не знала Маргарет. Во-первых, Маргарет может заинтересоваться связью (любого рода) между Бертраном Уэлчем и Кэрол Голдсмит. О связи этой Диксон вспомнил внезапно, когда Маргарет сказала, что Бертран ведет Кэрол на Летний бал, в то время как муж Кэрол заслан Уэлчем в Лидс. Предположительно белокурая пышногрудая Каллаган, к своей чести, получила отставку. Пикантность ситуации компенсируется вероятностью того, что Кэрол, Бертран, Маргарет и Диксон пойдут на Летний бал все вместе, «маленькой компанией», как выразилась Маргарет. Во-вторых, Билл Аткинсон заранее согласился заскочить в тот же самый паб, куда Диксон вел сейчас Маргарет. Присутствие Аткинсона весьма пригодится на случай, если с Маргарет опять возникнут трудности (хотя, Бог свидетель, так скоро после козырной карты их возникнуть не должно). Миляга Аткинсон крайне молчалив; можно не бояться, что он как-нибудь проболтается о предварительной и неважно пахнущей договоренности. А самое главное — Аткинсон и Маргарет незнакомы. Диксон стал воображать, что каждый из них после скажет о другом, и едва не замурлыкал. Уселся поудобнее — одному Богу известно, сколько придется прождать Маргарет. Чтобы убить время, нашарил блокнот и стал писать: «Уважаемый доктор Кейтон, простите за беспокойство, однако дело в том, что мне крайне необходимо как можно скорее узнать, когда моя статья…».
