И все это кажется сном — если бы не привычная тяжесть куска оружейной стали в руках. И башка опять разошлась…
И ехать надо…
В аэропорт он добрался почти посветлу. До базы еще добраться надо…
У одного из вспомогательных зданий ворочались бронированные машины казаков. Одна смена — сдавалась, вторая — заступала на дежурство. Казаки — бывалые люди, упрямые и основательные, как и все землепащцы, — готовились к короткому броску до базы, после чего у них будет два дня приятного ничегонеделания, приятного настолько, насколько может быть приятным в Афганистане безделье.
Несмотря на поглощенность разговорами, его, конечно, заметили. В Афганистане быстро учишься смотреть на собеседника вполглаза, слушать вполуха — а другую половину своего внимания употреблять на то, чтобы не погибнуть.
Кто-то вскинул автомат с красной лазерной точкой, потом включились сразу два фонаря, ослепив его.
— Дреш, фарери мекунам!
— Свой, русский… — привычно откликнулся Аскер.
— Отбой, казаки… — пробасил кто-то.
Фонари погасли. Аскер немного подождал, пока глаза начнут хоть что-то видеть, потом подошел ближе.
— Кто такой? Чего надо?
— До базы подбросите?
— Какой такой базы? Ты, мил-человек, путаешь чего.
— База «Ураган».
Название это знал не каждый.
— Ураган, говоришь? Кто старший там?
— У вас — есаул Охрименко.
— У вас? А у тебя, мил-человек?
— Отставить. Сосед, поди?
— Так точно…
Казаки и вправду называли подозрительных личностей, закопавшихся в грунт по соседству с их базой, — соседями.
— А тут чё делаешь?
— Да я знаю его… — лениво сказал другой казак, — он тут надысь по запретке шлялся. Из госпиталя дернул. Едва под выстрел не попал.
— Из госпиталя?
— Документы я видел, порядок. Подбросим, сами, что ли, в самоходы не ходили…
— Подбросим…
Появился кто-то из офицеров.
— Цыть, чего взгакались, как бабы? По коням!
Вместо коней теперь были трехосные бронированные машины. Избитые афганскими дорогами, обваренные решетками, обложенные мешками с галькой и песком — они плохо держали подрыв на фугасе, и потому казаки часто ездили верхом, на крыше, распределяя меж собой сектора обстрела, чтобы мгновенно ответить.
Аскеру досталось место по центру. Вакантное.
— Ну, чего, как сходил? — спросил тот казак. — Али добавил чего? Тут гутарят, самогон виноградный дюже гарный, до кишок пробирает.
— А чего гутарят. Я и сам зараз знаю… — сказал кто-то еще в темноте, перекрикивая рев дизеля и шум от шин…
— Ты-то знаешь. Тебе отработку из двигана слей, ты и то ее выжрешь…
— Э…
Один из казаков придвинулся поближе.
— Не, казаки… — громогласно сообщил он, — от него духами пахнет…
— Да ну…
Сашка был так зол со всего, что пихнул надоедливого казака так, что тот едва удержался.
— Э, э. Мы тебя подвезли, а ты, значит…
— А чего в душу лезешь?
Это было серьезным обвинением, и по казачьим меркам тоже.
— Ну, как знаешь…
На короткой дороге ожидать можно было всего, что обстрела, что подрыва — но в этот раз Бог пронес, может быть — исчерпал Аскер на ближайшее время запас неприятностей. Доехали без происшествий и даже с ветерком.
На КП бронемашины тормознулись, Сашка, улучив момент, соскочил, чтобы тихо пройти по своему «вездеходу». И нарвался — в заваленной по самую крышу каменистой землей и валунами пропускной Араб о чем-то беседовал с казацким есаулом — и стоило ему шагнуть, они прервали беседу и уставились на него.
Звиздец…
— Потеряшка ваш? — сказал казак.
— Ага. Он самый… — ответил Араб тоном, не предвещавшим ничего хорошего.
Афганистан, близ Кабула
Точка три
Утро 3 ноября 2016 года
— Военюристы, значит?! — своим обычным, спокойным и даже равнодушным тоном спросил адмирал.
— Ага.
— Не ага, а так точно, военный! — заорал Араб. — Агашки в кроватке закончились, б…ь! Ты совсем о…ел или как?! Не слышу?!
— Тихо, тихо… — сказал адмирал, — тихо. Вспомни — они тебя как называли? Как сначала, как потом?
— Сначала — молодой человек, — вспомнил Сашка, — точно, так и говорили. Потом назвали меня. По псевдониму и по званию.
— Молодой человек… Необычно. Настоящее не упоминали? Контору, работу, что-то из этого?
— Никак нет. Господин адмирал — я через это и понял, что неладно что-то. Если бы они реально меня знали, так знали бы и это. А так… сразу понял, что неладно что-то.
— Ясно. А…
— Да куда уж яснее! — снова вспылил Араб. — Ты же купился! За мятый трешник! Подставился! И сам подставился, и товарищей подставил, говнюк поганый!
— Я вроде бы еще не закончил, господин полковник, нет?
— Прошу простить… — Араб, до этого нервно ходивший по «кабинету», сильно стуча каблуками, уселся на край стола.
— Дальше что делал? Как понял, что происходит что-то неладное?
— Они силу применить попытались. Я парировал, захватил у одного оружие, приказал второму не двигаться. Спросил — какой у них уровень допуска. А первый, что за рулем сидел, подал машину вперед. Неожиданно для меня — отскочить успел… а стрелять, извините, не стал. Свои же.
— Свои, свои… Дальше что?
— Решил, что дело неладно. Поехал сюда.
— Дурак, б…ь! — сказал, как припечатал Араб.
Адмирал протянул руку:
— Оружие. Пистолет.
Сашка достал пистолет.
— Да не свой, тот, что ты взял. Или выкинул по пути?
— Никак нет…
Адмирал осмотрел пистолет. «Орел», заказной. Короткая, «командирская» рамка и полная рукоять, восемь патронов стандарт и девять — с удлинителем, как здесь. Девять миллиметров «Маузер» — стандартный калибр на заказном оружии. Рукоять стесана сзади, чтобы не цеплялась, — «бобтейл» называется.
— Заказной, строевой…
Пистолеты делятся на строевые и внестроевые. Строевые тебе выдают, но, если желаешь, есть список, очень короткий — можешь сам заказать, если стандарт чем не устраивает. Многие, например, заказывают полностью фрезерованный, он в три раза дороже, но до полумиллиона выстрелов живет. Зачем? А просто так, для форсу. Вне строя можно носить все, что угодно, как вот они носят «Глоки» и германские «СИГ». А этот явно строевой.
