Часть первая
Если бы не чугунная печка, стоявшая около самого окна, и картонная коробка с дровами, то ничего необычного в этой комнате не было. Разве что здоровенный сибирский кот, который, усевшись неподалеку, с удовольствием ловил остатки тепла. Можно было бы предположить, что это и есть хозяин квартиры, которому лень подняться, чтобы подбросить дров в почти погасший огонь. За окном сгущались сумерки, декабрьская метель швыряла снег в окна, забранные снаружи железными, грубо сваренными решетками. Но вот кот оглянулся, потянулся всем телом и, задрав пушистый хвост, не спеша направился к входной двери. Еще через пару минут щелкнули замки, и в квартиру, тяжело ступая, вошел человек, от которого пахнуло морозом и трубочным табаком. Тщательно заперев за собой дверь, он опустил на пол тяжелый рюкзак.
— Ну что, кот, не было у нас гостей? Вижу, что не было. Ты молодец, настоящий охранник. — Мужчина присел на стул, стоявший здесь же, в прихожей, и, расстегивая куртку, устало оперся на стену. — Сейчас посижу немного и будем ужинать, печку натопим…
Этот уставший, немного замерзший мужчина — я. Обычный живой человек. Странно звучит фраза «обычный и живой»? Что поделать, с некоторых пор эти слова приобрели особый смысл. Почему? Для этого мне придется рассказать все с самого начала. Вы готовы меня выслушать?
Роберт
21 марта, утро. Нагорный парк, Вильнюс
Т-та-та-тах! Шестнадцать выстрелов раскатились частой дробью, громыхнули металлом упавших попперов и ушли звонким эхом в весеннее небо. Глухо стукнул о землю выпавший магазин, пистолет щелкнул, принимая новый, и выстрелы повторили только что утихшее стаккато. Отстреляв еще одну серию, стрелок разрядил пистолет, снял наушники и повернулся к стоявшему позади него человеку:
— Привет, Мартинас.
— Привет. Что-то ты рано, Робби, вроде поспать любишь. Или бессонница на старости лет замучила?
— Дела, боярин, дела.
— Разве что дела. Вряд ли ты, чтобы просто пострелять, из Каунаса поедешь…
Человек, только что закончивший стрелять, — это я, Роберт Берг. Мне тридцать семь лет, я дизайнер по профессии и стрелок I.P.S.C. в свободное время. Больших спортивных достижений у меня нет — это скорее увлечение, чем спорт. И еще хороший повод провести время в компании людей, которые не будут испуганно хлопать глазами при виде оружия. Вот вы улыбаетесь, а таких очень много, поверьте. Слава богу, среди моих знакомых таковых нет.
Этот невысокий улыбчивый мужчина — Мартинас, мой коллега по спорту и управляющий тиром. Чуть старше тридцати лет, но уже лысый как колено, отрастил небольшое пивное брюшко, что ему не мешает быть одним из лучших стрелков Литвы. Кстати, он прав, я ненавижу рано вставать, и, если бы не дела, ни за что не поехал бы в тир, за сто километров от дома. Тем более сегодня.
— Кофе будешь? — Мартинас отбросил ногой гильзу и потянулся.
— Конечно, — убирая запасные магазины в сумку, ответил я, — обязательно буду.
Роберт
21 марта, утро. Аэропорт, Вильнюс
Воробей осторожно подобрался к упавшему кусочку пончика и, наклонив голову, посмотрел на меня: «Тут у вас что-то ненужное упало, я возьму, если ничего не имеете против»… Чирикнув, осторожно схватил добычу и стремительно рванул куда-то вверх, под крышу здания.
Я стоял в зале ожидания Вильнюсского аэропорта и, прихлебывая кофе из пластмассового стаканчика, ждал рейса из Москвы, которым прилетал мой коллега по рекламному бизнесу, Айвар. Бизнес — это, наверное, слишком громко сказано. На двоих у нас было небольшое рекламное агентство, которое в последнее время боролось с набиравшим обороты кризисом, клиентами-должниками и просто весенней хандрой. Кроме нас двоих в конторе трудились еще девять человек, если считать секретаря-администратора, которая уже полгода сидела в декретном отпуске. День, как говорится, не задался с самого вечера, причем еще с позавчерашнего. Типография тормозила с выполнением заказов, клиенты обрывали телефон и ненавязчиво, как бы между делом, интересовались: увидят ли они свою рекламную продукцию до наступления осенних холодов? Странно развивается этот кем-то придуманный кризис. Народ вроде бы должен работать быстрее, а получается наоборот — работают еще медленнее, оправдывая свою заторможенность трудностями времени. Крутились бы быстрее — кризиса бы не было.
На большом экране, висящем в холле, рядом с надписью «Москва — Вильнюс» появилось «опаздывает на 15 минут»; то же самое по трансляции продублировал приятный женский голос. Я, мысленно плюнув (и тут тормозят, сволочи), пошел к выходу на перекур, по пути отправив стаканчик с кофе в ближайшую урну. У входа, как обычно в аэропортах и на вокзалах, толпился народ: с чемоданами и без, отъезжающие и провожающие, встречающие и только что прилетевшие соотечественники. Не помню, кто именно из древних сказал мудрые слова: «В разлуке три четверти горя берет себе остающийся, уходящий уносит всего одну четверть». Вон у женщины глаза на мокром месте, наверняка мужа на чужбину отправляет за длинным рублем. То есть за каким, пардон, рублем — евро. Или долларом, но это смотря куда товарищ ехать намылился. Как бы там ни было, в последнее время народ из Литвы массово рвет когти. А что здесь ловить? Нечего. Безработица растет как на дрожжах, политики, прикрываясь обещаниями, разворовывают еще не разворованное, а в свободное время выпрашивают кредиты у Евросоюза. Интересно, а кто их возвращать будет? Загадка, в общем, детская — налогоплательщики, кто же еще. Как говорил Остап Бендер: «Грустно, девушки».
К концу второй выкуренной сигареты (и моего терпения!) наконец-то объявили о прибытии московского рейса. Еще пятнадцать минут ожидания, и мой коллега выпорхнул из дверей таможенного зала — если можно сказать «выпорхнул» о человеке ростом метр девяносто пять и весом под сто двадцать килограммов.
— Прикинь, Робби, какой дурдом! Из Москвы еле-еле вылетели, прилетев, тут полчаса кружили, посадку не давали, я уже подумал — в Ригу отправят. Чашку кофе для меня, конечно, не купил? — размахивая огромной сумкой, как барсеткой, выпалил Айвар.
В этом он весь. Мой коллега по работе и друг еще со студенческих времен. Слегка бесцеремонный сорокалетний мужчина с грацией медведя и упрямством осла. Несмотря на все эти сомнительные достоинства, — человек, на которого можно положиться в любой ситуации и в любое время суток. Если ему позвонить в три часа ночи и попросить приехать за вами из Каунаса в Вильнюс, он только усмехнется и спросит: «Она хоть красивая была?» Ругаться, конечно, будет, что разбудили среди ночи, но без злобы, скорее так, для порядка. Самая положительная черта — никогда не унывает. Грустным видел всего один раз, когда по ошибке бухнул в его чашку с кофе две ложки соли. Искусство и он, по его собственным словам, вещи совершенно несовместимые, что не мешает ему заниматься рекламным делом. Правда, если я с дизайнерами буду спорить до хрипоты, обсуждая новый проект, он, глядя на нас, ухмыльнется, пожмет плечами и отправится соблазнять соседскую секретаршу.