Роберт
28 апреля, полдень
— Сашка, хотел спросить, а чего ты тогда баб так негуманно вальнул? Застрелил бы всех, и делов. А тут устроил, понимаешь, битву пауков в банке, — спросил я, когда мы тронулись дальше.
— Роберт, ты знаешь, я мент, а не легавый. Просто так, ради экономии патронов, не стал бы этих сук зомби скармливать. Но, извини, мне разговора с двумя персонами хватило по уши. Еще бы с одной пообщался — и вообще сжег бы всех заживо.
— И чего они натворили? У меня, знаешь, фантазия буйная. Неужели не заплатили налоги родному государству?
— Да пошел бы ты…
— Уже ушел.
Сашка помолчал, пожевал фильтр сигареты и нехотя выдавил из себя:
— Этому малышу, сынишке Римаса — так его вроде звали? — еще повезло, что он вместе со своим папкой умер. Они там такое устраивали — фашисты с лабораториями в концлагерях просто дети по сравнению с ними. Знаешь, Роберт, я, когда на земле работал, всякого насмотрелся. И на младенцев новорожденных, на помойку выброшенных, и на женщин, которых убивали собственные сыновья, потому что мамка денег на ночной клуб не дала. Меня этим дерьмом удивить сложно. Но тут… Холодная расчетливость и абсолютное непонимание, что они творили. Понимаешь, реплика одной бабы возмутила, даже кровь вскипела. Мол, сейчас время такое, сейчас можно все. И вообще, имею право на справедливый суд и адвоката. Типа или давай судью найди в этом беспределе, или не лезь. И все это с ухмылочкой такой, стерва. А что они там творили… Извини, не хочу, чтобы ты мне салон блевотиной загадил. — Сашка ударил рукой по рулю. — Суки!
— Время и правда не простое, Сашка. Мне изредка даже страшно становится, когда вспомню, скольких я за этот месяц на тот свет отправил. Сегодня вот двоих…
— Забудь, Робби. — Сашка махнул рукой. — Если каждого помнить — скоро с ума сойдешь. Либералы хреновы, апостолы свободы…
— При чем здесь либерализм?
— А при том, мля. Развал мира начался тогда, когда честь опустили ниже жизни. Вспомни, что любили повторять разные горлопаны: «Избегать насилия до тех пор, пока человек держится в рамках соответствующих норм». Если вас грабят, то отдайте кошелек и не сопротивляйтесь, так как он вас не убивает и может пострадать. Бандит! Напавший на вас! А если насилуют, то что? Расслабьтесь и подмахивайте, чтоб насильник не устал? Вот и получили эру милосердия, мать их так! Сопротивляться насилию можно и нужно. Любому! Потому что честь превыше жизни.
— Ты это к чему сейчас? Начали про баб, а заканчиваем за упокой.
— Так все связано. Этой политкорректностью долбаной и терпимостью мир до того опаскудился, что непротивление злу и телячьи нежности породили вот такую мразь, как эти бабы.
— Саша, заканчивай. А то ты руль так крутишь, что мы сейчас в канаву влетим.
— Не влетим, у нас еще дел в этой жизни до хрена.
— Ладно, черт с ними, с бабами. Расскажи, зачем в Шауляй ездили.
— В Шауляй? А вот тут, Робби, начинается самое интересное. У меня там маленький опорный пункт организовался. Так, несколько человек. И нарыли эти люди информации чуток. Я это по просьбе Эдгара затеял, но, как понял, с твоей подачи дело началось. В общем, есть в Литве один интересный центр.
— Тюрьма ЦРУ?
— Тюрьма — дело десятое. Даже двадцатое, — отмахнулся Сашка. — Имеем контору, которая занималась транзитом дури из Афганистана. Причем, заметь, это не американцы. Политиков наших купили на корню, поэтому те, как обычно, молчали, словно язык в задницу засунули. Этот знаменитый рейс под номером N88ZL был далеко не единственным. Так вот, перед самой эпидемией сюда начали прибывать люди с той стороны. Взяли объект под свой полный контроль. Такое ощущение, что из этого центра работали по всей Прибалтике и ближнему зарубежью.
— Вирус распространили?
— Вполне.
— И что предлагаешь?
— А что предложить могу? Эта информация через моих начальников не шла, по своим каналам проверял. Если приду и скажу — мол, знаю, что произошло и откуда нечисть полезла, думаешь, мое руководство захлопает в ладоши и скажет: бери, дорогой, всех бойцов, и вперед, на штурм? Может, и скажет, а может, и нет…
— Мысли есть?
— Какие тут мысли? — Сашка пожал плечами. — Брать надо этот объект. Штурмовать и зачищать. Там уже на месте разберемся, правы мы или нет. Если нет, то возьмем пару лишних грехов на душу, а если да — есть шанс достать вакцину. Тебе же легче будет на Украину ехать.
— В Украину, — автоматически поправил я.
— Чего? — не понял Сашка.
— В Украину, а не на Украину. Ты же не ездишь на Вильнюс…
— Один черт… Я когда российские каналы смотрю, один хрен половины слов не понимаю, хоть и русский. Консенсус, прайвасити и паблик рилейшн… Испоганили язык.
— Я уже не верю, что туда доберусь, в Украину эту. Месяц уже собираюсь. То одно, то другое. Теперь еще тюрьма эта, — хмуро сказал я.
— А ты что хотел? — удивился Сашка. — Р-р-аз, в машину сел и поехал? Через недельку после старта? С ума-то не сходи. В Вильнюсе, по слухам, народ до сих пор стреляет. Таких городов на твоем пути будет до задницы. Так что доехал бы до первого столба. Сам говорил, что они там с вояками закрепились. Значит, живы, и зомби не страшны. Зомби что — нежить. Сейчас период такой, что живой человек страшнее морфа. Это через полгода-год, встретив человека, будешь радоваться.
— Ну да, ты мне для успокоения еще Библию процитируй: мол, обнищает мир любовью, единодушием, целомудрием. Люди станут как хищные птицы, набрасывающиеся на падаль, и будут пожирать тела мертвых. И станут люди лукавее бесов…
— Именно так, Роберт, именно так. Лукавее бесов…
Роберт
28 апреля, вечер
До Рамучяй добрались без приключений. Линас, с дыркой в плече, остался у отца, где его раной занялся Док, а Сашка связался со своей базой и вызвал конвой. Правильно, нечего сейчас в одиночку ездить, лучше пусть встретят. Мы попрощались со всеми участниками «пробега» и отправились домой. Как это ни грустно, но дел в Клайпеде у нас больше нет…
Если не принимать во внимание хмурые лица соседей, то нашему возвращению были рады. Даже Юрка, всем на удивление, что-то приветливо буркнул. Дожили — пятьсот километров в оба конца, а встречают, словно мы из кругосветки вернулись. Про результаты поездки на базе уже знали, связывался с ними по рации, когда ехал в машине Линаса, поэтому с вопросами никто не наседал. Только Вида не утерпела и пустила слезу. Приобняв девушку за плечи, наша хозяйка увела ее в дом. Это правильно — выплакаться им обеим необходимо. Альгис, хранивший скорбное выражение лица, дождался, пока женщины уйдут в дом, и ткнул меня кулаком в бок.
— Хрюшек нам привезли. Целых три штуки! — Он помахал перед моим лицом пальцами. — Три! Мы для них уже загон смастерили. И еще куча мешков, часть с продуктами, часть с разными полезными мелочами.
