Но зато ночь целиком принадлежала нам с Генри. Он стал для меня наставником в новом для меня темном мире че-ло-ве-ческ-ой крови и полной луны. Убивать людей ради содержимого их артерий, вен и селезенки с печенью мне не хотелось, перебивался «консервами». Хотя, признаться, меня изрядно раздражал привкус цитрата натрия и других консервантов.
Вспомнилась замечательная фантастическая повесть Дмитрия Громова «Путь проклятых». Там главный герой, став вампиром, решил убивать только «плохих», пытаясь навести порядок. Расправлялся с мафиози и мелкими бандитами. Даже смешно как-то: борец со злом в облике вампира. Думаю, сам автор тоже от души сыронизировал над этим аспектом вампирского не-бытия.
Как по мне, так убивать бандитов, чтобы напиться их кровью, — все равно что пускать на котлеты самую бодливую буренку в стаде. Да какая мне разница? Я руководствуюсь голодом, а не высокоморальными принципами наведения порядка в стаде. Цинично? Ну а как иначе.
Кстати по этому поводу анекдот:
Приезжают две коровы на бойню. Одна у другой спрашивает:
— Ты здесь в первый раз?
— Нет, блин, во второй!
А вот наблюдать за жизнью обычных людей — это интересно. Высший вампир Генри в этом был прав.
— Да, юноша. Привыкайте к новой для себя роли бытия. Или не-бытия.
— Не хочу привыкать, знаете ли…
Верховный вампир Генри не упускал случая окончательно отвратить меня от единственной возможности снова стать человеком.
Сейчас как раз я балансировал на очень тонкой грани между жизнью и пучиной кровавого безумия. Сам себе ежедневно делал инъекции ингибиторов, замедляющих процесс превращения в вампира. Но действие мощных препаратов, мною же и разработанных, могло лишь отсрочить неминуемое.
Однако вместе с Генри мы наблюдали за людьми, подсматривали в окна, созерцали их быт, мелкие семейные дрязги и мелкие радости. Новые способности давали и новые возможности. Мы могли просто скользить в ночи, становясь практически невидимыми. Могли использовать особые формы гипноза и манипулировать людьми, словно куклами-марионетками. Но это не всегда было нужно, ведь сейчас помыслы человеческого стада были для меня просты и мелочны.
Единственное существо, которое, как и Высший вампир Генри, было для меня загадкой, — это Кира.
* * *
Любимая довольно спокойно восприняла мою новую ипостась. А вот я ее понял и воспринял не сразу, и это стало для меня настоящим открытием. Ну, прямо как в оперетте Ганса-Иоганна Штрауса «Летучая мышь», когда главный герой, сам того не подозревая, ухаживает за собственной женой, представшей перед ним в соблазнительном образе прекрасной незнакомки.
Теперь я смотрел на Киру глазами вампира, и многое мне стало пронзительно ясно. Прежде всего — каким я был дураком!
Кира не была человеком в обычном понимании этого слова. Когда мы с Панченко вытащили девушку из пучины кровавого безумия, она перестала быть вампиром, но и человеческий облик ее трансформировался, и она приобрела совершенно новые, как бы это сказать… таланты. Она была умнее, сильнее, быстрее, обладала и еще целым рядом просто уникальных способностей…
И при этом со мной она вела себя как обычная, ну — не совсем обычная, надо признаться, девушка. В чем-то капризничала, в чем-то соглашалась со мной… Вкусно готовила, создавала уют в нашей небольшой квартирке, ждала меня из внезапных ночных вояжей. Волновалась за меня, дурака… И при этом мирилась с моим несовершенством. Несовершенством че-ло-ве-ка.
В своей искренней любви она была более человечной, чем кто-либо.
И сейчас только Кира давала мне надежду на обретение человеческого внутри себя. Вот такая неожиданная грань добра в переливах черных граней зла… Хотя, будь я умнее, а главное — добрее к ней, то непременно бы это почувствовал. Правда, сейчас я радовался уже тому, что воспринял этот жизненный урок сейчас, когда еще могу что-то изменить и в себе, и в наших с Кирой непростых отношениях.
Но для этого нужно было сделать и еще кое-что: помириться с Гришей Панченко. Только он мог мне помочь, он знал порядок действий, алгоритм всех манипуляций и дозировки препаратов серебра, кровяной сыворотки вампиров.
Найти одного че-ло-ве-ка в пятимиллионном мегаполисе с моими новыми способностями не составляло особого труда.
* * *
— Здравствуй, Гриша.
— Привет, Исчадие. У меня было стойкое ощущение, что этим все и закончится.
Панченко держал меня на прицеле своего мощного арбалета. Серебряная стрела — «разрывная». Охотничий наконечник «Trophy Ridge», при попадании в тело под действием мощной пружины серебряный наконечник расходится на три части, и вытащить его уже невозможно.
— Интуиции стоит верить, — кивнул я. Серебряный наконечник изрядно меня нервировал. — Но в твоих силах сделать так, чтобы этим все не кончилось.
Панченко согласно склонил голову:
— Это было бы интересно. Да и вернуть тебя к нормальной жизни было бы гораздо лучше, чем преподнести на блюдечке с голубой каемочкой этому Высшему вампиру!..
— Но его ты не тронешь. А он не тронет нас.
Панченко только засопел недовольно, поглаживая свою буйную курчавую бороду.
— Ладно, но и он пусть не скалит свои клыки.
* * *
А потом и меня самого нашли. Да я в общем-то и не особо скрывался.
— Эй, Эскулап! Стрелять не нужно — свои.
«Своими» оказались капитан Юлия Ревякина в компании незнакомого мне приземистого крепыша в кожаной куртке и вытертых модных джинсах. Он без лишних разговоров сразу же взял меня на мушку «Кольта М-1911».
— Хороший пистолет, уважаю, — кивнул я вместо приветствия. — Здравствуйте, капитан Ревякина. Вы уже и мое армейское прозвище знаете?
— Мы многое о вас знаем.
— А давайте не будем разыгрывать сценку из замечательного фильма Романа Качанова «ДМБ». Типа: «Плохи ваши дела, товарищ призывник»!.. Помните, там еще в роли «особиста-контрразведчика» снимался Иван Охлобыстин.
Ревякина рассмеялась, но крепыш не сводил с меня ни внимательных глаз, ни дульного среза диаметром 11,43 миллиметра.
— Стас, убери пистолет. Куда пойдем?
— Ну, поскольку мы все одеты модно, то можно пойти и в ночной клуб, тем более что время подходящее.
Гремела музыка, обнаженные до приятного неприличия девицы извивались на подиуме, мерцали вспышки стробоскопа — класс! Давно не заходил в подобный молодежный «тусняк». Впрочем, тут было вполне прилично.
Черт! Я инстинктивно отшатнулся и со злостью щелкнул языком. Вот этого я совершенно не учел: включился «мягкий» ультрафиолет. Сразу же белые блузки некоторых девушек стали совсем прозрачными, обрисовывая весьма откровенное белье. В полутьме особенно ярко заблестели улыбки. А я зашипел от боли, на руках и на лице мгновенно вздулись багровые полосы ожогов. Твою мать! Да, в моем нынешнем облике «полночного исчадия» особо не позагораешь…
