Но только через танец на снегу, багровый Вальс
Гемоглобин».
Я очнулся внезапно, рывком. Тело ломали и корежили страшные судороги. Прион-глобиновая вакцина уже вступила во взаимодействие с моей вампирской кровью. А коллоидное серебро катализировало этот процесс. Вот тогда-то я и понял истинный смысл выражения нечеловеческие мучения! Я был нечеловеком, исчадием — и мучения мои были такими же. И самое хреновое: боль была просто адской, но и болевой порог существенно повысился, и теперь я просто не мог потерять сознания. А мое сердце поддерживали от остановки кардиостимуляторы.
— Панченко, введи мне курарин! Иначе — сдохну!
— О! Очнулся, болезный!
— Ку-ра-рин! — задыхаясь от нового спазма, по слогам произнес я.
Мой добровольный помощник ввел мне в вену лошадиную дозу миорелаксанта, и только после этого меня немного отпустили судороги, скручивающие в тугой узел мышцы и внутренности.
Я снова «вырубился».
И снова пришел в себя от еще более страшного приступа! Казалось, все тело горит огнем, а сердце выпрыгивает изнутри. И словно бы миллионы игл колют прямо в мозг и в позвоночник! Это восстанавливались нарушенные синаптические связи между нервными волокнами.
Белок «ε-протокадерин Y» отвечает за передачу нервных импульсов между нейронами. У вампиров он не вырабатывается, и они получают его вместе с человеческой кровью. У меня же он, похоже, снова начинал вырабатываться, но, боже мой, как же больно!
В очередной раз вынырнув из багрового небытия, я увидел, как Панченко проткнул иглой толстую резиновую пробку двухсотмиллилитровой бутылки с суспензией серебра — катализатора обратной трансформации белковой части гемоглобина из формации патологического приона в исходную «нормальную» форму.
— Как показатели биохимии, Гриша?..
— Не дотягиваем. Сейчас ты, если честно, «завис» где-то посредине между бытием и не-бытием.
…Мы как тени — где-то между сном и явью, и строка наша чиста.
Мы живем от надежды до надежды, как солдаты — от привала до креста…
— Коли мне «альфа-вакцину»! Быстро!
— Но она же не испытана!
— Делай немедленно инъекцию, черт тебя дери! Серия из пяти уколов внутривенно с интервалом в пятнадцать минут, — с трудом ворочая языком, сумел прохрипеть я, напрягая изо всех сил непослушные от наркоза голосовые связки.
Григорий Панченко пожал плечами и наполнил одноразовый шприц содержимым заветной ампулы. Первый укол. «Альфа-вакцина», полученная из измененного гемоглобина Киры, вступила во взаимодействие с моей кровью. А коллоидное серебро катализировало этот процесс.
Я снова «вырубился».
Но только, возвращаясь в сотый раз домой, засунувши
в компостер разовый билет,
Возьми и оглянись — ты видишь? Серый волк несется
за троллейбусом,
А значит — ты в строю, тебя ведет вальс веселою
тропой, как прежде — след в след.
Рвись — не рвись, но он не пустит тебя, проси —
не проси.
Звездною фрезой распилена планета вдоль по оси.
Нам теперь узнать бы только, на какой из двух половин
Будет наша остановка — Вальс Гемоглобин.
А когда пришел в себя, то увидел рядом на каталке Киру. Ее глаза были закрыты, и на мгновение свет в моих глазах тоже потемнел — я предположил худшее. Но потом разглядел, что ее грудная клетка ритмично, хотя и медленно поднимается и опускается. Экскурсия грудной клетки есть — она дышит. Слава богу!
— Панченко, это что еще такое?!!
— Ты был при смерти, — невозмутимо ответил он. — Я вколол тебе серию «альфа-вакцины», как ты и сказал. Но этого оказалось недостаточно. А Кира сама настояла на прямом переливании крови, поскольку времени, чтобы приготовить новый препарат, уже не было.
— Ясно, спасибо. Не буди ее. И вколи что-нибудь, чтобы ее поддержать…
— Да знаю-знаю… Спи давай!
— И веди протокол операции.
— Слушай, Игорь, если сейчас же не перестанешь давать мне «ценные указания», то я тебя интубирую к чертовой матери! — вспылил Панченко. — Хоть ты, наверное, и с трубкой в горле распинаться не перестанешь. «Patere ut salveris» — терпи и страдай молча!
— Все-все, молчу как рыба об лед…
Следующее мое пробуждение было таким же мерзким, как и все предыдущие. Хотя нет: первым, что я увидел, было заплаканное, но счастливое лицо Киры.
— Я люблю тебя, Котеночек! — прохрипел я самые главные в моей жизни слова. Это ради нее я терпел всю эту боль. Ради нее я вернулся из пучины кровавого небытия. А то, что я действительно вернулся, — уже и сам почувствовал.
Как же приятно было целовать самые сладкие губы в мире — мою прекрасную Кирочку! Я ее просто обожаю! Милая моя… Мы оба не могли разорвать объятия. И хоть я чувствовал еще страшную слабость, но уже знал: мы все победили! Я — кровавое безумие вампирской сущности. Григорий Панченко — страшную биохимию и молекулярную биологию превращения вампирского гемоглобина. Кира — свое отчаяние.
В операционную, превращенную сейчас в палату интенсивной терапии, вошел Григорий Панченко в зеленой хирургической рубашке, штанах, но без маски. Окинул помещение суровым взором, потряс своей буйной шевелюрой.
— Так-так, нарушаем, значит, режим стерильности. Производим, так сказать, обмен микрофлорой ротовой полости.
— Фу, как неромантично, Гриша! Как мои анализы?
— Крови?
— Нет, кала и мочи! — прохрипел я, находя еще в себе силы шутить.
— Нормально. Аномальный прион-глобулин — «отрицательно». Остальная биохимия — тоже в пределах допустимых концентраций. «Альфа-вакцина» подействовала… Ну, и кровь твоей любимой тоже.
— Теперь я обязан тебе жизнью, Кира.
— Я всего лишь люблю тебя, Игорь, и между нами нет и не может быть долгов…
Я поцеловал свою любимую женушку.
— Ты для меня и есть сама жизнь.
* * *
Чуть позже Григорий Панченко рассказал мне все перипетии моего возвращения из мира неживых. Я мог сдохнуть раз пять за это время. Но самый глубокий кризис наступил после введения «альфа-вакцины», полученной из уже измененной крови Киры. Уже после того, как она стала человеком. Ну… не совсем. Ее дважды измененный гемоглобин приобрел совершенно уникальные свойства. Кровь моей жены стала для меня эликсиром жизни. Правда, она же меня чуть не угробила. Правду люди говорят: «Муж и жена — одна сатана»!
Тем не менее сердце у меня все же остановилось. Внутрисердечная инъекция адреналина не помогла. Панченко уже начал проводить электрошоковую дефибрилляцию. Бил меня высоковольтными разрядами, пока сердце снова не заработало. В общем, рядовой случай кардиореанимации. В Чечне в полевых условиях и не такое бывало: нескольких ребят я с того света непрямым массажем все-таки вытащил… Да и с Кирой тоже было гораздо сложнее — там пришлось делать прямой массаж ее бедного, исстрадавшегося сердца…
