И это самое легкое решение.
Я мог бы остаться здесь, наблюдая за тем, как жизнь вытекает из меня, как песок в песочных часах.
А потом? Что случится со мной после смерти?
Превращусь ли и я тоже в одного из признаков, наполняющих этот город? Увижу ли снова Алессию и остальных?
Что означает эта полужизнь…
Или полусмерть…
Как это сочетается с христианской идеей Рая?..
Или Ада?..
Я начинаю дремать, как будто погружаясь в на глубину моря. Постепенно теряя сознание, погружаясь в пустоту, я слышу, что пыль шепчет мое имя, легким, как шелест травы, голосом…
Я просыпаюсь от шума.
От шума шагов в соседней комнате.
Я не знаю сколько времени прошло.
Час? День?
Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
Хочу спать.
Спать…
Ощущение свежего дыхания на щеке.
Я не открываю глаза.
Как приятно чувствовать ее дыхание на шее. Я не хочу открывать глаза. Не хочу видеть.
Маленькие пальчики касаются моей шеи, моей бороды.
Я задерживаю дыхание.
— Открой глаза, — шепчет Алессия.
— Нет.
— Открой глаза, Джон.
— Если я открою их, ты исчезнешь. Так уже было.
— Я клянусь, что не исчезну, если ты откроешь. Открой глаза, Джон.
— Нет.
— Ты должен уходить. Сейчас же. Они придут за тобой.
— Мне и тут хорошо.
— Открой глаза.
Подчиняюсь.
Глаза самой Алессии блестят от слез.
— Ты не должен здесь оставаться, Джон.
— Я устал.
— Посмотри на эту карту.
— Я…
— Посмотри же!
Перед моими глазами появляется карта, которую я помню, с колодцами и подземными цистернами Венеции.
— Посмотри же на нее, ты должен!
Я делаю над собой усилие, но от этих голубых и красных точек у меня снова начинается тошнота.
— Ты не должен здесь оставаться. Поднимайся! У нас нет времени!
— Я не могу встать.
— А я не могу тебе помочь, Джон. Ты должен это сделать сам.
Я смотрю на нее. Она кажется такой реальной. Что произойдет, если я протяну руку, чтобы дотронуться до ее лица?
— Поднимайся, Джон!
Не знаю, откуда у меня берутся силы, чтобы встать, но медленно, с трудом, сантиметр за сантиметром, я поднимаюсь, чувствуя себя чудовищем Франкенштейна в одном из старых фильмов. Неуклюжий, вялый, я двигаюсь с трудом, как зомби.
— Иди за мной, Джон.
Я следую за ней по темному коридору, но не спотыкаюсь и не шатаюсь. Каким-то образом я иду, как будто меня ведет свет.
Алессия открывает дверь наружу. Она выходит на маленькую площадь, кампьелло.
[100]
Порыв серого дневного света, вместе с сильным ветром, отбрасывает меня назад.
— Пойдем, Джон!
Я иду на звук голоса Алессии, которая еле видна в густой метели. С лица у меня спадает шарф, развиваясь позади, как красный флаг.
БЛАМ!
Выстрел царапает стену в десяти сантиметрах от моей ноги.
Я уклоняюсь от второго, бросившись в боковой канал.
Дождь осколков царапает мне лицо.
Третий выстрел попадает мне в руку, чуть ниже лопатки.
Это похоже на толчок чудовищной силы. У меня перехватывает дыхание.
Кровь пачкает снег.
Правая рука почти не движется.
Мне очень плохо.
Легкие разрываются.
Мне хочется лечь на землю и умереть.
Но я не могу. Спасение так близко.
Пытаясь сопоставить изображение карты в моем воображении с реальным пространством, я бегу к концу калле, а потом вправо. Я знаю: неправильно, что я возвращаюсь к обрушившемуся причалу Фондамента Нуове,
[101]
там я не смогу спрятаться. Но я уже понял, что эта улочка со всех сторон окружена каналами, пересечь которые у меня не хватит времени. Поэтому я продолжаю бежать, закрывая рану рукой.
Алессии больше нет. Она исчезла.
Кто-то свистит сзади, метрах в пятидесяти от меня. Если калле прямой, то меня уже заметили.
Я вылезаю на другую площадь, еще меньше предыдущей.
Неожиданно я вспоминаю карту. Ее образ появляется у меня перед глазами, как будто бы она была здесь в реальности.
Я ищу название площади над моей головой.
Потом мой взгляд опускается вниз, на уровень улицы.
Вот он! Камень с шестью дырками!
Он тяжелый. Его было бы тяжело поднять даже двумя руками, не говоря уже об одной…
Ничего не выйдет.
Спасение так близко, но ничего не выйдет.
Задыхаясь, я прислоняюсь к стенке колодца.
Смотрю вниз.
Я могу сделать только одно.
Шаги моих преследователей стучат, как удары в барабан перед казнью.
Их трое.
Стук их шагов теперь сильнее ветра, который ударяется о древние стены.
Они не пытаются спрятаться.
Они идут быстро, уверенно.
Спрятавшись на дне колодца, я слышу, как они приближаются.
Прижавшись к холодной и влажной стене; я пытаюсь стать незаметным. Я не смотрю вверх, туда, где более яркий свет сумерек обрисовывает неровный круг края колодца. Даже не видя его, я знаю, что снег, взъерошенный ветром, выглядит как серая простыня. Я знаю, что над ним тучи другого оттенка серого, нежели те, что нависают над мертвым городом.
Один шанс к трем, что это слепой колодец, не соединенный с остальными туннелями.
Один шанс к трем. И это именно он.
Отсюда невозможно выйти, из этой дыры.
Прислонившись к кирпичной стене, я сворачиваюсь клубочком, как ребенок, который боится привидений, под одеялом.
Но сейчас привидения охотятся за мной. И больше нет моего отца, который может спасти меня от них, включив свет. Или объятий матери, в которых можно спрятаться.
