«ПЕРЕДАВАТЬ».
«ПЕРЕДАВАТЬ».
«ПЕРЕДАВАТЬ».
Я отрицательно мотаю головой еще раз.
Капитан поднимает мачете.
Прежде чем закрыть глаза, на какой-то момент мне кажется, что я различаю в глубине водоема белую луну, которая медленно поднимается, как будто уровень воды очень глубокий. Луна опускается, становится все больше и, поднимаясь, превращается в лицо.
Все это происходит в один момент, в то время как лезвие мачете поднимается, чтобы затем опуститься.
Бледное лицо Алессии возникает из глубины темной воды.
Это лицо серьезно, напряжено. Оно решительное. Его прекрасные черты хмурятся.
Вдруг, перекрывая все звуки, и даже этот раздражающий писк телефона, звенит громкий и властный голос. Он звучит в моей голове, но кажется, что он слышен и везде вокруг.
— Пришло время показать тебе, сколь велик Бог!
Алессия выскакивает из бассейна, сама как будто сделанная из воды, искрясь металлическим блеском. Ее руки хватают капитана за шею и поднимают его вверх. Мачете падает в воду. Я ошеломленный смотрю на Алессию и Дюрана, которые кружатся высоко под потолком, как будто в танце.
— Ты ничуть не лучше того убийцы, за которым гнался! — гремит голос Легиона.
Они кружатся все быстрее, как дервиши из легенд. Глаза капитана, кажется вот-вот вылезут из орбит. Его язык вывалился изо рта. Кожа на лице покраснела, вздулась. Ноги болтаются в воздухе. Они взбрыкивают два, три раза. Четыре. Потом замирают. Тело сотрясается в судорогах и тоже замирает.
Алессия открывает глаза.
Дюран падает, погружаясь в черную воду, которая поглощает его.
Алессия корчит гримаску, бросая на него холодный взгляд.
Я чувствую, как две руки поднимают меня за плечи.
Мне трудно удержаться на ногах, но, в конце концов, удается это сделать.
Алессия стоит передо мной. Я никогда не видел ее столь прекрасной.
— Дюран мертв, — говорит она мне. — Теперь ты свободен.
— Свободен? — Я качаю головой. — Свободен, чтобы делать что? И идти куда?
— Свободен, чтобы завершить твою миссию.
— Моя миссия… У меня ее больше нет, этой миссии. Ты не поняла? Все предают всех…
— Ты — нет, — шепчет она, дуя мне в шею. Потом, смеясь, уходит, прежде чем я мог бы попытаться дотронуться до нее.
Она мастерски ныряет в воду.
Я смотрю, как она отдаляется, уплывая от света, направляясь в глубину.
Тело Дюрана уже исчезло в пропасти.
Я погружаю руку в воду. Пальцы дотрагиваются до камня.
Бассейн глубиной меньше десяти сантиметров. Когда я дотронулся до него, он стал тем, чем является на самом деле. Но иллюзия пожрала человека…
— Говори со мной.
У Патриарха усталый, нечеткий голос. Постепенно ужасная рана в горле затягивается, и понимать его становится все легче.
— Ты спас мне жизнь…
— Это было наименьшее из того, что я мог бы сделать.
— Но я видел твою рану. Это невозможно.
— То, что ты видел, возможно. Ты это видел. Это произошло. Это было. Это возможно.
— Я не понимаю, что ты такое. Ты живой? Ты призрак?
— Я то, что я есть. Дотронься до меня.
Я протягиваю руку к его шее.
Мои пальцы проходят сквозь плоть, не испытывая никакого ощущения, кроме легчайшего зуда.
— Многие из тех звезд, что ты видишь на небе, умерли много миллионов лет назад. Их свет — это свет мертвых звезд.
— Я не видел ни одной звезды уже двадцать лет.
— Попробуй представить ее. Небо показывает тебе реальность: то, что ты видишь как реальное небо, на самом деле состоит из звезд, свет которых шел от них к нам много лет. Все эти лучи родились в разное время. А мир все тот же. Материя — это всего лишь одна из фаз жизни, и, притом, не самая важная. Ты должен сойти с рисунка, если хочешь увидеть рисунок. Или если хочешь изменить его…
Постепенно на дне бассейна возникает какая-то фигура, завернутая в длинные белые покрывала или повязки, которые колышутся в воде.
— Алессия — это самый прекрасный из даров, которые я смог дать Венеции. В то же время это и дар, который город сделал мне. Она умерла молодой, но ее красота отпечаталась на городе. Перенести ее сюда было легко. Она невероятное создание.
Легион, Темный Патриарх, теперь стоит передо мной. На его теле, которое блестит так, что кажется сделанным из пластика, нет ни малейших повреждений.
Встав на одно колено, он опускает свою монструозную руку в воду и, взяв ею за запястье Алессию, вытаскивает ее на край бассейна.
Когда он отпускает девушку, она стоит нетвердо и, кажется, вот-вот упадет.
Инстинктивно я ловлю ее.
Мои руки сжимают ее.
У меня перехватывает дыхание. В моих руках реальное, живое тело.
Алессия обнимает меня. Она теплая. Она не иллюзия.
— Как я уже сказал тебе, Алессия — это самое драгоценное мое создание. Это мой дар жизни.
— Это колдовство. Это…
— Нет. Это подарок. Ваше оружие вселило в меня власть возвращать жизнь мертвым. Но разве ваш Христос не делал того же самого? И вы приветствовали эти чудеса, как знак его божественной природы. Почему же тогда мои чудеса должны считаться колдовством?
Глаза Алессии темные и глубокие, как вода, породившая ее.
— Нам нужно идти, Джон.
— Идти? Куда идти?
— На новое место. Место, где можно будет посадить семена жизни.
— Мое место — в лоне Церкви.
— Церковь… — шепчет голос Патриарха. — Церковь не знает, что делать с ними, с моими дарами. У нее есть свои идеи, свои долгосрочные проекты. Вы все еще думаете, что можете спасти жизнь в ваших подземных убежищах. Вы ошибаетесь. Это тупиковый путь. Мир превращается во все менее гостеприимное для вашей расы место. Ресурсы, благодаря которым вы защищаетесь от неизбежно возрастающей энтропии, уже на грани исчезновения. Когда вы истратите последний литр бензина, когда съедите последнюю порцию еды, мир пожрет вас. Путь вашей Церкви ошибочен. Подумай о вашем путешествии сюда: этот путь преисполнен насилия и смерти. Тебе следовало бы понять, исходя из вашего путешествия, что ваша церковь сеет зло. Подумай о солдатах церкви. Посмотри, что они сделали. Ты называешь монстром Дэвида Готшалька. Но кем тогда ты назовешь капитана Марка Дюрана?
Я не знаю, что ему ответить.
— Один из великих поэтов вашего прошлого написал, что он ожидал смерть, чтобы возродиться, как в книге, «в новой версии, пересмотренной и исправленной Автором»… Я способен переписать и этот мир, и человеческую расу. Я могу адаптировать вас к этой новой эпохе. Разве в эти последние дни ты испытывал голод? Или жажду? Или имел какие-то еще телесные нужды? Ты выжил, гуляя по этому городу днем. Без маски, без других видов защиты.
