На ночном столике лежит какая-то книга. Я ожидал Евангелия, но это было руководство по выживанию в экстремальных условиях. Одна из тех книг, что использовались, когда мир был богатым, мирным и человечество развлекалось, читая о том, как освежевать и приготовить крысу или поймать таракана…
Я открываю книгу. Она принадлежала человеку по имени Массимо Оливьеро. Книга в хорошем состоянии, хотя последние страницы испорчены водой или какой-то другой бесцветной жидкостью. Некоторое время я листаю ее. Когда дохожу до части, в которой рассказывается о том, как сделать кастрюлю из березовой коры, раздается стук в дверь.
— Минутку, — отвечаю я, заканчивая тереть голову полотенцем, — иду.
Я открываю, и в дверном проеме появляется лицо капитана Дюрана.
— Идемте, нас ждут на ужин.
Уже много лет я не ел так хорошо.
И больше двадцати лет не пробовал свежей рыбы.
Когда я увидел ее в своей тарелке, то подумал, что это чудо.
— Идея одного из наших техников… — улыбаясь, говорит Адель с французским акцентом, кажущимся теперь таким экзотичным. В ней самой тоже есть нечто экзотическое: восточный разрез глаз, тонкие черты лица…
— …Он прочел книгу одного англичанина, старую иллюстрированную книгу, в которой объяснялось, как создать самообеспечивающую фабрику. Она была написана так хорошо, что даже ребенок справился бы. К сожалению, в нашем случае практические возможности были весьма ограничены, учитывая, что на открытом воздухе выращивать ничего нельзя, а сельскохозяйственных животных у нас не было вовсе… Но со временем удача улыбнулась нам. В подземном водохранилище мы обнаружили нескольких карпов, неизвестно как там оказавшихся. Так мы смогли создать емкости для отстаивания воды и ввести рыб в продуктивный цикл. Мы их почти никогда не едим, только по случаю какого-нибудь важного события. Как ваше посещение, например.
— Мне это не кажется таким уж важным событием.
Адель вздыхает:
— В этих стенах ни разу не было мессы. Лично я, простите мне мою откровенность, и не чувствую в ней необходимости, но остальные — да. Почти все. Так что я подумала…
— Вы хотите, чтобы я провел мессу?
— Да.
— С удовольствием.
— Тогда потом. А сейчас давайте ужинать.
К рыбе подаются вареные овощи: картошка, морковка и какие-то острые коренья. За ними следует блюдо нежного и сочного мяса с гарниром из риса. Рис в вакуумной упаковке, как мы смогли убедиться в наших подземельях, хранится гораздо дольше, чем указано на пачке.
Я так давно не ел мяса, что от первого куска у меня практически захватывает дух, настолько оно вкусно. Я смакую его с наслаждением. Судя по вкусу, это свинина. Я недоумеваю, отчего жители этого места так грустны. Все они сидят с опущенными глазами, почти не притрагиваются к еде, а выглядят такими тощими…
Дюран и его солдаты, напротив, работают челюстями так, как будто готовы съесть все вместе с тарелками.
Я поворачиваюсь к Адель, чтобы спросить, почему люди не едят, и на секунду ловлю на ее склоненном над тарелкой лице жадное выражение. Это лишь один миг, и не исключено, что все дело в игре света, потому что как только она замечает, что на нее смотрят, Адель резко меняет выражение лица и улыбается мне.
— Вы хотели спросить меня о чем-то, святой отец?
— Я, ну, да…
Но я не решаюсь задать вертящийся у меня на языке вопрос. Вместо этого я сочиняю на ходу.
— Я хотел спросить, что это за странный мешок лежит на крыше здания?
Этот вопрос явно успокаивает доктора Ломбар.
— Ах, мешок. Эта идея пришла нам в голову, когда мы рассматривали старые фотографии. Наша станция питается энергией, производимой этим мешком. Он раздут от метана, который вырабатывает наша… фабрика. Горючее из биомассы или вроде того. Я совсем не инженер.
— Он не очень сильно надут.
Адель слегка прикусывает нижнюю губу:
— Нет. Действительно, он… не очень сильно надут. Но скоро снова наполнится. Очень скоро. Хотите еще мяса?
— Нет, спасибо. Я сыт. А вы не хотите?
— Я… Нет, спасибо. Я не очень хорошо себя чувствую.
— Если не хотите свой кусок, можете отдать его мне! — орет Бун со своего места в конце стола. — Вот увидите, я один восстановлю ваши запасы метана!
И он бесстыдно испускает ужасающий пердеж, громкий и нескончаемый. Потом разражается смехом. Зал, в котором мы ужинаем, эхом отражает каждый звук, но никто из присутствующих, кажется, не возмущен.
— В обмен на ваше мясо, доктор, я сообщу вам одну прекрасную новость.
— Молчи, Бун, — приказывает ему капитан. Но чокнутый солдат продолжает свое шоу.
— У капитана есть для вас кое-что, доктор. Кое-что огромное… О, но кое-что новое, а не то…
— Бун…
— Давайте, капитан. Покажите его ей. Дайте его ей…
И прежде, чем Дюран успевает остановить его, Бун подскакивает к нему, захватывает его рукой и, порывшись в кармане его оливковой куртки, достает оттуда синюю коробочку.
Он держит ее в высоко поднятой руке.
— Бун, засранец! Не!..
— Вот залог любви, который капитан хотел подарить вам, естественно, тайно. Но я решил, что будет честно, если все смогут увидеть этот великолепный дар, свидетельствующий о безграничной щедрости и благородстве его сердца.
Ломбар краснеет.
Ловкие пальцы Буна открывают коробочку. Находящийся в ней предмет блестит на свету, переливаясь золотыми отблесками. Солдат достает и поднимает его так, чтобы все могли его разглядеть.
Это золотое кольцо. Очень большое. Оно кажется тяжелым.
Его форма…
Рука капитана тяжелой пощечиной опускается на лицо Буна. Дюран на лету подхватывает коробку, выскользнувшую из пальцев солдата, и кладет кольцо обратно в карман.
— Отведите его в одиночку, — приказывает он двум местным охранникам.
Это единственные вооруженные люди в комнате, так как Дюран и остальные Гвардейцы были вынуждены сдать «шмайссеры» и остальное оружие, как только вошли на станцию.
Бун не оказывает даже символического сопротивления. Он позволяет вывести себя вон из комнаты. На пороге, прежде чем исчезнуть из виду, он подносит руку ко лбу в военном приветствии.
Дверь закрывается за его спиной.
— Извините за беспокойство, — произносит Дюран, садясь обратно как ни в чем не бывало.
Я не мог не заметить того, с какой готовностью охранники подчинились приказу капитана. Они даже не огляделись по сторонам в поисках одобрения кого-нибудь со станции. Они подчинились, и баста, без разговоров.
