Дюран качает головой:
— Да что вы тут расшаркиваетесь? Я хочу увидеть доктора Ломбар.
— Как хотите, капитан. Мне нечего скрывать от Церкви. Ваша миссия — также и моя миссия. Mi casa es su casa.
[70]
Это по-испански, правда? Это значит…
— Я знаю, что это значит. Отведите меня сейчас же к доктору Ломбар.
Если это и правда машина, то это самая большая машина, которую я видел в своей жизни. Мне приходят в голову изображения огромных грузовиков НАСА, которые я видел в детстве. Они перевозили ракеты «Сатурн», предназначенные для лунных экспедиций, к пусковой площадке, но, кажется, мы сейчас довольно далеко от мыса Канаверал…
[71]
Мы идем по небольшому коридору за кабиной водителя и заходим в огромную комнату, целиком окрашенную в черный цвет, не считая одного изображение на стене в глубине. Это изображение распятого Христа. Но это не золотое изображение, как на латах, которые были на Готшальке, когда он разрушал дворец герцога, а вырезанное из дерева. Прямое, не вверх ногами. И, главное, на нем изображен нормальный человек, а не одно из тех длинноруких созданий.
Эта статуя совершенна в каждой детали, невероятно реалистична. Более того, надо признать, что она невыносимо реалистична. Страдания Иисуса показаны с невероятной анатомической точностью. Художник с точностью изобразил все раны с техническим мастерством патологоанатома. С точностью, граничащей с садистским удовольствием. В результате фигура на кресте вызывает скорее ужас, чем сострадание.
Готшальк польщен моим взглядом.
— Она высечена из дерева. Из настоящего креста. Того, на котором мы повесили главаря Темных, когда взяли приступом их улей. Достойное украшение нашего кафедрального собора.
Я смотрю на него с непониманием.
— Темные? Улей?
— А что? Вы называете этих монстров и их берлоги как-то иначе?
Я мотаю головой:
— У Церкви нет для них названия.
— А я их называю Темными. Другие зовут их Длиннорукими или Запримыслями. Но я нахожу, что Темные — это название, которого они заслуживают. «Крестовый поход против Темных» звучит лучше, чем «Крестовый поход против Запримыслей», не правда ли? Маркетинг не умер!
Он нахально смеется долгим, как вой, смехом, а в конце очень сильно бьет себя по ляжке.
— Пойдемте. Пора выручать барышню из опасности…
Дюран фыркает:
— Да. Постараемся не терять времени.
Но у меня есть еще один вопрос к этому странному существу.
— Что это за место? Где мы находимся?
Готшальк почесывает голову.
— Как это? Я еще до сих пор не сказал? И вы никогда не слышали об этом месте? Это «Самая Большая и Быстрая Церковь Господа На Колесах: единственная, настоящая и неподражаемая»! Пойдемте, пойдемте, я покажу вам!
24
САМАЯ БОЛЬШАЯ И БЫСТРАЯ ЦЕРКОВЬ НА КОЛЕСАХ
Когда Адель видит, как мы входим в комнату, ее глаза наполняются слезами. Все еще зажмурившись, она бежит к Дюрану. Тот крепко обнимает ее, гладит по волосам. Волосы грязные, но капитан целует их с неожиданной нежностью.
— Ты дрожишь, — шепчет он ей.
Я смущен. Я чувствую себя непрошеным гостем в этой крохотной комнатке, где единственный предмет мебели — это металлическое ведро, от которого исходит едкий запах мочи.
— Я боялась, что больше никогда не увижу тебя, — отвечает она, пряча лицо в воротник Дюрана.
— Я больше никогда тебя не оставлю. Никуда не уйду без тебя.
— Не останавливайся. Продолжай говорить.
— Что он ты сделал с собой? Он тебя?..
Адель машет головой.
— Ничего он не сделал. Но теперь увези меня отсюда, пожалуйста.
— Не беспокойся. Я увезу тебя. Увезу тебя…
Готшальк, стоя за нашими спинами, прочищает горло:
— Кхм!
Дюран медленно поворачивается:
— В чем дело?
— Это не так просто. То есть, я хотел бы дать вам возможность уехать, учитывая мою ошибку и… и все остальное.
— Что «все остальное»? — с подозрением спрашивает Адель.
Дюран машет головой:
— Неважно. Я тебе потом объясню.
Потом, все еще держа Адель в объятьях, он поворачивается к Готшальку.
Мы инстинктивно отодвигаемся в сторону, и, таким образом, двое мужчин оказываются друг перед другом, лицом к лицу.
— Так что это значит, что нам не так-то просто будет уехать?
— Я не знаю, как вам сказать, капитан, но, видите ли…
— Что?
— Два ваших «джипа»… Я служитель церкви, но также и бизнесмен. Жители Урбино выдали мне вас, и эта глупость их герцога… кроме прочего… я должен был их каким-то способом отблагодарить…
— Вы отдали им наши «джипы»?
Готшальк пожимает плечами.
— Они нужны были нам!
— Я знаю, знаю!
— Верни нас назад. Отвези нас в Урбино.
Борода Готшалька движется. Он кусает губы.
— Я боюсь, что это невозможно.
— Почему?
— Договор есть договор. Если я нарушу контракт, моя деловая репутация полетит к чертям. Я не могу ею рисковать. Мой Крестовый поход слишком важен.
— Да плевать мне на твой Крестовый поход! Отвези нас обратно!
— Успокойтесь, капитан. — Выражение глаз Готшалька постоянно меняется, как кадры в кино: хитрость и искренность, раскаяние и ненависть сменяют друг друга так быстро, что кружится голова. — Я думал, ваша задача — добраться до Венеции.
— Кто вам это сказал? Как вы это узнали?
— Какая разница? Разве не так?
— А если да?
— В таком случае, вы доедете туда намного быстрее и безопаснее на этом транспортном средстве, чем на ваших машинках.
Дюран погружается в долгое раздумье.
— Вы говорите, что сможете довезти нас до Венеции? Или в любое другое место, в которое нам нужно?
— Ну, если это не на Марсе…
— Но я не понимаю, что это за транспортное средство. Вы расскажете нам?
— Только попросите.
— Я прошу вас.
— Тогда пойдемте. Проще будет показать вам его.
