— Хорошенькое оправдание! Ты всегда был активным ребенком — с каких это пор ты так разленился?
Потом он поднимает глаза, оглядывается.
— Ты слышишь этот шум? Что это?
Это был шум, который разбудил меня.
Пока я спал, в «церкви» стало намного темнее. Из просветов в потолке струится красноватый свет, достаточный для того, чтобы разглядеть контуры Иисуса на кресте.
В центре комнаты лежит, свернувшись клубочком, другая фигура. Ее глаза также поблескивают в темноте красным светом.
На минуту мне кажется, что этот человек — таракан.
Грегор Самса.
Его кожа слегка бликует, отражая свет.
Но потом я могу различить крылья, сложенные за его спиной, перепончатые, как у летучих мышей.
Существо поднимает голову.
Его голос проникает в мой мозг, как холодная булавка:
— Человек Горя тебя схватил, Человек Горя.
— Кто ты?
— Имя мое — Легион. Я — это голос многих.
Легион. Имя демона из страны Гадаринской в Евангелии от Марка. «Имя мне Легион, потому что нас много».
[76]
— Можешь показаться, чтобы я лучше увидел тебя?
— Нет.
— Легион, ты меня разочаровываешь. Ты дьявол, и даже не можешь добавить немного света?
— Не шути со мной…
— А я не шучу.
— …non.
Это слово ударяется о мою голову, как плевок.
Дерзкий плевок, полный презрения.
Фигура поднимается в темноте, раскрывает свои крылья-перепонки, превращаясь в образ из древних кошмаров. Не хватает только лишь пары рогов, чтобы этот контур стал привычным контуром дьявола.
Но руки огромной длины делают эту фигуру похожей на то, что мы встретили в Торрите Тиберине.
Одно плечо медленно поднимается. Гигантский указательный палец направлен мне в лицо.
— Мы уже встречались. В Москве. В будущем. Помнишь?
Он правда думает, что я мог бы забыть то зрелище?
— Я помню Москву. Озеро, лодки, небо. Но не помню, чтобы встречал тебя.
— Ты встретил меня таким, каким сейчас я стану.
— Не думаю, что я понял.
— Ты встретил меня таким, каким я буду сейчас. Вот сейчас. Мое имя Легион.
— А во сне ты лучше разговаривал. Более понятно.
— Каком сне? Вот это, это сон.
— Что ты хочешь сказать?
— На это нет времени. Слушай меня и не перебивай. Слушай. Это важно. Человек Горя очень опасен для вас. Но без него вы не сможете добраться туда, куда должны добраться.
Я пытаюсь задать вопрос, но ослепительный блеск поражает мой мозг.
— Не перебивай. Слушай. До самой Венеции вы будете с ним в безопасности. До самой Венеции вы не должны восставать против него. Вы увидите разные вещи. Странные, ужасные вещи. Увидите много страданий, в этом вашем будущем. Но вы должны оставаться с ним. В Городе Света ты все поймешь.
— Что это за Город Света?
Но фигура передо мной уже теряет очертания, растворяясь в темноте.
Последними исчезают красные рубины глаз…
Холодный пол подрагивает под моими шагами.
Мне все это приснилось.
Не только отца и Медфорд, но и высокую фигуру я увидел во сне.
Открываю глаза и больше не вижу белого облачка моего дыхания. Значит, наступила ночь.
Шум, который заставил меня проснуться, существует на самом деле. Слева кто-то подметает пол, двигаясь легко, стараясь не быть услышанным.
— Кто это? Здесь кто-то есть?
Моя голос скрипит.
В ответ шум затихает.
— Здесь есть кто-нибудь? — повторяю я.
Голос слабый, как пламя свечи.
Это голос женщины. Она отвечает мне из темноты:
— Я делаю уборку. Не хотела разбудить тебя.
— Кто ты? — снова спрашиваю я.
— Я делаю уборку. Я уже закончила.
Я хотел бы иметь фонарь или что-нибудь, чтобы осветить комнату. Но у меня ничего нет.
— Помоги мне.
— Чем тебе помочь?
— У тебя есть что-нибудь, чтобы зажечь свет?
— Нет, у меня нет ничего.
— Я хочу выйти отсюда.
— Я могу провести тебя.
— Буду очень благодарен.
— Тогда не двигайся.
Легкие шаги приближаются ко мне, кажутся шелестом листвы. Не знаю почему, но они вселяют в меня страх.
Шаги все приближаются, и постепенно я понимаю, что я хотел бы слышать не их приближение, а, наоборот, чтобы они отдалялись от меня.
Холодные пальцы касаются моего лица. Потом меня берут за руку и ведут в темноте.
Дойдя до выхода, женщина останавливается. Она толкает дверь, для меня невидимую, и открывает ее.
Коридор очень слабо освещен, всего одна лампочка, и та — на стене, в конце коридора. Сюда доходит совсем немного света, но и этого достаточно.
Женщина молода, и могла бы даже считаться красивой, если бы следила за собой. Но ее светлые волосы коротко острижены, почти наголо. Она худа до полупрозрачного состояния. А ее глаза…
Вместо глаз у нее пустые орбиты, обрамленные морщинистой кожей. Ее лицо кажется черепом.
Женщина — девушка — совершенно слепа. Она использует ручку щетки для пола в качестве трости.
Я бормочу благодарность. Она легко кивает в ответ и поворачивается, чтобы вернуться в темноту.
— Ты пожалел ее? — громыхает голос из другого конца коридора.
Дэвид Готшальк приближается, ступая так тяжело, будто несет на себе скалу. Его лицо тоже говорит о том, что каждый шаг дается ему нелегко.
— Эта женщина — грешница. Но она уже почти искупила свою вину.
— Грешница? И в чем же состоит ее грех?
— А разве не очевидно? Вы что, не видели ее? Это же монстр!
— Я видел только слепую девушку.
— Она слепа, потому что мы вылечили ее. Но родилась она с глазами монстра. Такого цвета, который никто раньше не видел. Абсолютно голубыми. Абсолютно, понимаете: и радужная оболочка, и белок.
— Вы хотите сказать, что вы?.. Вы ее?..
— Я вылечил ее вот этими руками. Рискуя получить инфекцию.
