— Я не верила тебе, — сказала целительница, повернувшись к нему. Глаза ее были полны слез. — Я просто не могла тебе поверить. То, что ловцы видений сотворили со Стоув, противоречит всему, чему меня учили, во что я верила. — Когда девушка вынимала иголки из тела Стоув, голос ее дрожал от страдания и гнева. — За все, чего я достигла, за все, чем я смогла стать, я должна быть благодарна ловцам видений, их заботе обо мне на протяжении многих лет. Как же они могли такое сотворить, так жутко надругаться над другим человеком…
Виллум подошел поближе, склонился над Стоув и провел рукой по ее волосам.
— Когда приходят тяжелые времена, люди становятся способными на любые поступки. И поступки эти перечеркивают все, что раньше они считали священным.
Аландра подняла голову, глаза ее покраснели от слез.
— Роун предупреждал меня об этом. Я потеряла его доверие, потеряла четырнадцать детей, которых так любила. Я перепробовала все, но ничего не действует. Они лежат все так же неподвижно, на волосок от смерти. Мне сказали, что если я приведу Стоув в Оазис, то смогу помочь детям. Но ведь и это, наверное, неправда?
Мабатан не могла поверить, что целительница все еще хранит эти обманчивые иллюзии. Ответ Виллума прозвучал прямо и недвусмысленно:
— Их планы в отношении Стоув не имеют к детям никакого отношения.
— Откуда ты знаешь? — беспомощно спросила Аландра.
— Неужели тебе непонятно?! Не валяй дурака. Ты же сама прекрасно знаешь ответ. Мы с тобой договорились. Времени осталось в обрез. Здесь нужно убрать все следы борьбы.
— А как мы выберемся отсюда? Мы же не сможем просто так выйти через городские ворота.
— Именно так я и собираюсь поступить.
* * *
Страж у ворот почтительно и робко спросил у человека-птицы:
— Твоя милость так скоро нас покидает?
— Да, друг мой, — ответил Виллум в слащавой манере, которая, как догадалась Мабатан, была присуща голосу Ворона. — Мне всегда больно покидать Праведное. Но когда тебя призывает Город, ты обязан незамедлительно спешить на его зов.
Взгляд охранника был сосредоточен исключительно на ярких перьях блестящей накидки. Он пожелал Виллуму и Стоув счастливого пути, едва обратив внимание на целительницу и помощника, следовавших за ними.
Ворота закрылись. Порыв смрадного ветра донесся с озера.
— Люди здесь, должно быть, привыкли к запаху смерти, — пробурчала Мабатан.
Ей доводилось слышать рассказы о правителе Браке и его правосудии: людей бросали в кислотный студень озера, где тела растворялись всего за день.
Аландра, поджав губы, обиженно прошептала:
— Люди живут в Праведном в удобстве и роскоши. У них проведено электричество, им привозят самую разную хорошую еду, они прекрасно одеваются и имеют все лучшее, что может предложить Город. А этот запах их не беспокоит. И ты можешь не обращать на него внимания.
Мабатан презрительно фыркнула. Слишком много себе позволяла эта целительница, хоть ничего при этом не понимала.
Натянутое молчание продолжалось еще долго. Они вошли в лес, где росли красноватые деревья.
И когда они углубились в чащу, Виллум ссадил Стоув с коня, снял с него седло и послал скакуна галопом в противоположном от Праведного направлении.
— Что ты делаешь? — удивилась целительница.
Виллума этот вопрос, казалось, даже позабавил.
— Лошади совсем не понравится то место, куда мы направляемся.
— Ты чем-то напоминаешь Владык Города или человека очень к ним близкого, — сказала Аландра, словно обвиняя его в этом. А потом фыркнула, обратившись к Мабатан: — А кто ты, вообще непонятно — не то мальчик, не то девочка, не то женщина, не то мужчина. Кто же ты на самом деле?
— Я женщина. И лет мне столько же, сколько тебе. Мы — вазя, отличаемся от многих.
Оторопь на лице ловца видений выглядела забавно, почти комически. Мабатан отвернулась от Аландры и несколько раз постучала по поваленному бревну.
— Ты из народа земли? Но ведь это миф! Их никогда никто не видел. Вазя!.. Да ты, видать, и соврешь — недорого возьмешь.
Мабатан, выгнув бровь, вопросительно взглянула на Виллума. Когда он ей кивнул, девушка чуть склонила голову, лукаво взглянула на Аландру и усмехнулась.
— Мой отец — пятнистая бурая крыса. Уверена, что ты не раз с ним встречалась на вашем огороженном участке Края Видений.
— Это невозможно. — Целительница глубоко вздохнула и тяжело опустилась на лежавшее рядом бревно.
— Ты бы сюда лучше не садилась, — сказал Виллум, сделав ей знак освободить бревно.
В этот момент бревно сдвинулось с места и немного откатилось в сторону. Аландра отпрыгнула от него с проворством лягушки. А когда в образовавшемся в земле отверстии обозначилась клыкастая тень, ловец видений в диком ужасе отпрянула еще дальше и завопила:
— Кровопийца!
Мабатан посмотрела не нее искоса и нахмурилась.
— Это Миза. Она из народа хроши. Дальше мы пойдем вместе с ней. А невежество свое лучше держи при себе.
Виллум осторожно передал Стоув Мизе, которая приняла спящую девочку на руки и исчезла с ней во мраке пещеры. После этого он железными пальцами взял Аландру под локоть и сказал ей:
— Иди первая. Я пойду за тобой.
КРЫСА
НА ЗЕМЛЕ ВОЗРОДИЛИСЬ ЛЕСА. ЖИЗНЬ
ДИКОЙ ПРИРОДЫ ВНОВЬ ЗАБИЛА КЛЮЧОМ
И В БУЙНЫХ ЛЕСНЫХ ЗАРОСЛЯХ,
И В ШИРОКИХ ЗОЛОТИСТЫХ ДОЛИНАХ.
НО ГЛАЗА ЛЮДЕЙ СТАЛИ ТЕПЕРЬ ПУСТЫМИ.
ОНИ ГИБЛИ, БЕЗЗАЩИТНЫЕ ПЕРЕД ЗВЕРЯМИ.
У НИХ ОТНЯЛИ ВСЕ ИХ МЕЧТЫ.
РОУН, ВИДЕНИЕ № 117, 7 ГОД НАШЕЙ ЭРЫ,
ДНЕВНИКИ КРАЯ ВИДЕНИЙ ПЕРВОГО ВНУТРЕННЕГО ПРЕДЕЛА
Роун шел вдоль вулканической скалы туда, где дюжина молодых апсара совершенствовались в мастерском владении мечом. Женщины, будто в завораживающем танце, увертывались от оружия друг друга. Мечи не касались их тел, но свист воздуха, рассекаемого острыми как бритва лезвиями, выдавал грозную силу ударов.
Внутри храма еще несколько десятков соплеменниц Киры и Энде в состоянии глубокой медитации сидели на полу в позе лотоса. С синхронной точностью кисти каллиграфа они делали скоординированные вдохи и выдохи. В дисциплине апсара, конечно, превосходили братьев. Поэтому неудивительно, что они смогли стать такими замечательными воительницами.
Роун ждал, стоя у тяжелой каменной двери. Он знал, что Энде почувствует его присутствие и дверь распахнется, как только она освободится. Долго ждать не пришлось.
Комната была обставлена с таким вкусом, что, казалось, все здесь излучает покой и умиротворение. В центре стоял простой, но прекрасно сделанный стол совершенных пропорций с мастерски вырезанным по дереву рисунком трепещущей спирали. На столе стояли две чашки из белой глины, на вид прочные и одновременно изящные. Даже бамбуковый коврик, на который сел Роун, радовал глаз узором плетения. Совершенство женщины было под стать совершенству убранства комнаты: высокая, гибкая, пропорционально сложенная, она была уже немолода, но лицо ее светилось мудростью и красотой, а улыбка одновременно располагала и удерживала собеседника на расстоянии.
