Но на самом деле она ничего не искала. Просто ее обуревали мысли, пока еще неясные, неоформившиеся – скорее призраки мыслей – и оттого еще более мучительные, еще более беспокойные. Тошные. Ведьма чувствовала себя виноватой. В чем?
В том, что сидит здесь, есть рыбу, спит в тепле, а тем временем колдун уходит все дальше? Это ее вина?
Нет, не это. Не только это…
Мальчик на картинке, откуда ведет он незрячих стариков? Зачем? Чему он так тихо улыбается? И что думают слепцы, направляясь прямо в пасть чудовищу?
Куда ведет нас наш поводырь? И кто он? Да и есть ли он вообще?
Какие картины представляются слепым?..
Ведьма вошла в лес, спустилась к реке, села на берегу, на выпирающий из земли корень.
Темная, почти черная вода бежала мимо, несла на себе сухие палочки, листья, хвою, обрывки пены, похожие на плевки. Ходили поверху сердитые буруны, заглатывали оказавшийся рядом плавучий мусор, выбрасывали его на пологий берег…
До самого вечера просидела ведьма возле реки. Она следила за кружением маленьких голодных водоворотов, за движением плывущих листьев. Убаюканная тихим журчанием и шепелявым трепетом окружающий осин, она незаметно для себя задремала, скрючившися в неудобной позе.
Когда стало темнеть, ведьма очнулась и направилась домой, тихая и умиротворенная.
Ночью ее разбудил грохот.
Она вскочила. Выставила перед собой руки. Сделала шаг.
Под ноги попало что-то мягкое. Ведьма запнулась и в ужасе вскрикнула. Эй вдруг показалось что это…
Таура!
…чье-то мертвое тело.
Приземистая тень, едва различимая на сером фоне печи, метнулась в сторону и тотчас пропала. Спустя мгновение на чердаке что-то упало, и по потолку из угла в угол протопали частые легкие шаги.
– Чтоб тебя! – выругалась ведьма, схватившись за сердце.
Наверху сдавленно хихикнули.
– Напугал! – ведьма погрозила потолку кулаком. – А ну, спускайся! А не то завтра притащу сюда чертополох и лебеду! Разложу по всем углам! Вот тогда посмеешься!
Она ощупью нашла лучину, чиркнула спичкой.
Горшок, что вечером стоял на столе, сейчас валялся на полу. Железная крышка откатилась далеко в сторону. Остатки ухи жирной лужей растеклись по половицам.
– Ну и посмотри, что ты наделал! – сказала ведьма, вновь обращаясь к потолку. – А еще Хозяин называется!
Наверху затаились.
– Срам! – объявила ведьма.
Она поставила горшок на место. Подняла крышку. Но принципиально не стала вытирать лужу.
И вновь вернулась в кровать.
Утром ей показалось, что ночное происшествие – лишь сон. Лужи на полу не было. И горшок все так же стоял на столе, накрытый железной крышкой.
Ведьма еще немного повалялась в кровати, довольная, что не надо готовить еду. Встала. Оделась. Сходила на улицу. Вернулось с охапкой дров. Быстро, сноровисто растопила печь.
А когда она собиралась поставить горшок к огню, то выяснилось, что посудина совершенно пуста.
И значит это был не сон.
– Тьфу! – в сердцах сплюнула ведьма, взяла большой нож и пошла на двор чистить рыбу.
Она вернулась со связкой выпотрошенных рыбин в одной руке и с пучком дикого лука и чеснока, с мясистыми корнями лопуха, борщевиком и щавелем в другой.
– Привет! – сказали у нее за спиной, и ведьма едва не выронила все из рук. Обернулась.
Маленькое существо – кривоногое, лохматое, долгорукое – застенчиво улыбалось щербатой пастью.
– Пришел, все-таки, – сказала ведьма, делая вид, что ничуть не удивлена. Как-никак, а домового она видела впервые.
– А я никуда и не уходил, – сказал коротышка и знакомо хихикнул. – Куда я отсюда уйду? – Он с интересом посмотрел на рыбу, на коренья и траву, принюхался, смешно повозив конопатым носом и осведомился: – Это в суп?
– Да, – ответила ведьма.
– Такой же как вчера?
– Да.
– Вкусный! – домовой облизнулся, причмокнул.
– Ты же его весь разлил. – Ведьма сложила припасы на стол, присела на кровать, разглядывая домового.
– Я? Разлил? – удивился лохматый коротышка. Он словно не мог заставить себя стоять спокойно: косолапо топтался, потом вдруг срывался с места, удивительно быстро отбегал в сторону на пару шагов, так же резко останавливался… Было заметно, что он нервничает. Видимо, не привык он вот так вот в открытую, днем, стоять посреди комнаты и разговаривать с человеком. Пусть даже и с ведьмой.
– А кто же? Уронил горшок на пол, меня разбудил.
– Ну да! Это я! – гордо признался домовой, притопнув ногой.
– Так ты уху прямо с пола, что ли слизал?
– Так пол-то чистый.
– И вкусно, говоришь?
– Вкусно! Ты меня еще угостишь?
Ведьма неопределенно пожала плечами.
– Только если прятаться больше не будешь.
– Не буду, – сказал домовой и перебежал в темный угол за печью.
– Ты куда? – остановила его ведьма.
– Наверх.
– Прячешься?
– Я приду скоро.
– Через час будет обед готов.
– Я здесь. Я увижу.
Домовой метнулся в сторону и пропал, только занавеска колыхнулась. Ведьма подошла ближе, осмотрела угол, ощупала кладку печи, пытаясь понять, куда испарился шустрый коротышка…
– Сквозь стены ты что ли ходишь? – пробормотала она, ничего не обнаружив. Наверху раздалось приглушенное хихикание.
Они сидели за столом, обедали и разговаривали, словно старые знакомые. Сухая крючконосая ведьма и косматый коротконогий домовой.
– А я тебя в кристалле видела, – сказала ведьма. – Но я и раньше подозревала, что это ты тут шалишь.
– В каком кристалле?
– В камне блестящем. Ты же за мной наверняка следил.
– Это когда у окошка?.. В камне? – домовой удивился. – Меня видела? А как я туда влез? – в глазах его промелькнула искорка лукавства, и он сдавленно хихикнул, возбужденно заерзал на стуле.
Ведьма все никак не могла решить, так ли прост домовой, как кажется. Каким хочет казаться.
– Ты давно здесь живешь? – спросила она.
– Это люди живут, – обиделся домовой, – А мы, Хозяины, обитаем.
– И давно ты в этом доме обитаешь?
– Давно, – односложно ответил домовой, отложил надоевшую неудобную ложку, припал губами к тарелке и стал пить суп через край, бычком, громко хлюпая и чмокая.
– И кто здесь жил? – спросила ведьма.
