– Просто меня Шепот такому не учил. Ну, отеки убирать. Их же у наших почти не случается. Поэтому нужно было сначала с мыслями собраться, – юный целитель начал важно загибать пальцы, – разработать стратегию лечения, взвесить «за» и «против», создать правильный настрой…
– От самомнения не лопнешь? – хихикнула Женька и взъерошила светлые волосы на голове мальчишки. – Слушай, а ты не можешь татуировку совсем свести? А? Ну чтобы, как и не было?
Федор тяжело вздохнул и сел на краешек Женькиной кровати.
– Нет, не могу, – он виновато шмыгнул носом. – И никто из наших не может. Мы же лечим, а не внешность улучшаем. Понимаешь? Да и зачем тебе от нее избавляться? Она ничего, красивая!
– Ты серьезно? – Женька снова поднесла зеркальце к лицу. Серебристые линии напоминали морозный рисунок на оконном стекле. На бледной коже они и впрямь смотрелись симпатично. Наверное, Женька даже не отказалась бы отправиться в таком гриме на новогоднюю вечеринку, но чтобы всю жизнь проходить, расписанной под хохлому – это увольте! – Ладно, великий целитель, идем. Лопать смерть как хочется.
Уйти они не успели. В дверь комнаты тихо заскреблись.
Мирно дремавший до этого в тени кресла Боров поднял морду и злобно заурчал. Белая шерсть на загривке бульдога встала дыбом.
– Кто там? – черные глаза Федора настороженно заблестели.
– Тимка небось! – Женя с показной уверенностью двинулась открывать, понимая, что на Тимофея с Бруно Боров рычать бы не стал.
Едва между стеной и дверью образовалась узенькая щель, как в комнату ворвался белый вихрь. Он прошмыгнул между ног ошалелого Борова, свалил со стола ноутбук, заскочил на кресло, перепрыгнул на тахту и, наконец, замер. Только тут Женька смогла разглядеть маленького вардака.
– Как ты сюда попал? – Она подхватила его на руки и прижала к груди. В носу защипало от нахлынувшей радости. И одновременно перед Женькиными глазами пронеслось всё то, что случилось в жизни щенка за последние часы.
Бегство от зазевавшегося Чухоня. Вопли синегрибов. Череда темных тоннелей. Невыносимо яркий свет. Шквал новых запахов и среди них один – самый родной…
– Эй, дружище, тебе же нельзя тут находиться! – внезапно разволновалась Женя. – Ты же света не переносишь!
Но дружище, похоже, этого не знал. Сидел у нее на руках и блаженно щурился на солнце.
– По-моему, он балдеет, – широко улыбнулся Федор, почесывая малыша между больших ушей. – Соврали тебе Исси. И про татуировку, и про щенка. Вот ведь черви канализационные!
Обсуждая эту тему, друзья покинули Женькин номер и направились в столовую. Туда где призывно позвякивал посудой и дразнил волшебными запахами только-только начавшийся обед.
Спущенный на пол щенок, тут же подскочил к старшему товарищу. Пока Боров солидно трусил по коридору, неугомонный карапуз носился вокруг, покусывая пса за упитанные ляжки. Бульдог тяжело вздыхал и заглядывал Феде в глаза: «Эту козявку можно прямо сейчас съесть? Или не стоит портить аппетит перед обедом?»
Тим и Бруно отреагировали на появление вардака, как положено – отвисшими челюстями. Оба сидели на солнечной веранде за круглым столиком. На золотистой скатерти лежали белые салфетки и приборы. Тут же стояла плетенка с горячими лепешками и кувшин ледяного апельсинного сока.
Пока Женя торопливо скармливала своему червяку посыпанный кунжутом хлеб, парни по очереди приласкали щенка и принялись спорить. Тимофей настаивал на версии: «Исси из вредности обманули Женьку». Бруно сомневался: «Нет, они верили в то, что говорят». Женя с ним соглашалась: «Тизерия и Ангел могли обмануть, но Митика – нет, нет и нет! Нужно было видеть глаза девочки, когда ее застукали перед клеткой со щенятами».
– Чего это они так на нас пялятся? – прервал спор Федор. – Настоящих кошек не видели?
Женя украдкой огляделась. Она только сейчас обратила внимание, что кроме их четверки ни на ком из постояльцев «Четырех миров» нет униформы. На фоне их пестрой толпы друзья смотрелись в своих костюмах белыми воронами. Вернее, черными воронами в гуще разноцветных птах.
Ну, положим, депферы вообще не признавали никакой формы, прикинула Женька. Каждый из них ходил, в чем А-но на душу положит. Крыланы на официальных мероприятиях в лучшем случае придерживались единого стиля – светлые рубахи, платья и брюки свободного покроя. А вот кошки и крысюки, те гордились своей униформой и не упускали случая ее надеть.
Что же получается, в зале одни Люди ветра и глубины? Женя прищурилась. Да нет. Вон та поджаренная до золотистой корочки дама за ближайшим столиком явно кошка. Рядом с ней муж – скорее всего, обычный человек. Тут же крутятся их сыновья. Одному года четыре, другому – шесть. А чуть подальше обгладывает баранью косточку угрюмый крысюк. Клетчатая красно-белая ковбойка на нем расстегнута почти до живота – на веранде куда жарче, чем под землей.
– Просто никто из них не живет во фратриях, – принялся объяснять Бруно. – Они, как у вас говорят, сами свои мальчики и девочки.
– Эти люди нас не любят? – спросила Женька.
– Нет, просто стараются держаться подальше. Мы от них. Они от нас. Им нравится иметь семью, с детьми возиться, на жизнь зарабатывать. Как-то так.
Женьке начало казаться, что сидящий вокруг народ старается говорить потише. Наверное, обсуждает четырех подростков в униформе. А заодно и татуировку на щеке единственной девчонки в компании. Ей захотелось поскорее съесть положенный обед и убраться в свой номер.
Рядом раздался смех.
– Глянь, что он делает! – возбужденно пропищал мальчишеский голос. – Мам, ну дай ему кусочек!
Друзья разом оглянулись.
Ненадолго забытый всеми щенок вардака танцевал в кружеве солнечных лучей, пробивавшихся сквозь виноградную лозу. Крутился на задних лапах и басовито потявкивал, требуя награды. Муж загорелой кошки капитулировал почти сразу. Взял с огромного блюда на своем столе кусочек жареной баранины и бросил попрошайке.
– Вот ведь жук! – На бледных щеках Федора появился восторженный румянец. – Учись, Боров. Это тебе не под столом хрюкать.
Слова хозяина расстроили пса. Слегка раскосые глаза французского бульдога наполнились такой скорбью, что Женька потянулась потрепать его по толстой шее. Но сделать этого она не успела. Боров встал и потрусил к другому столу. За ним сидела пожилая пара. Вычислить крыланов не стоило труда – их выдавала чопорность, свойственная этой расе.
Оказавшись в поле зрения Людей ветра, Боров лег на пол и начал неуклюже кататься. Он напоминал толстого тюленя, исполнявшего цирковой номер. Пыхтел, похрюкивал, но продолжал трудиться. При этом умудрялся натужно улыбаться.
Долго ждать награды не пришлось. Восхищенные крыланы тут же отправили в широкую пасть артиста солидный кусок рыбного филе.
– Ну что, Федя, съел? – засмеялась Женька. – Смотри, что твой толстячок умеет.
