– Ты права, Марта! – взметнулся над трибунами мужской голос.
– Нам неплохо живется рядом с людьми! – согласился с ним женский.
И тут Конклав прорвало.
– Хватит уже насилия!
– Даже пацан понимает, что к чему!
– Марат, сворачивай эту ерунду!
– Нам крови не надо!
– Давайте подумаем, как спасти детей!
Трибуны гудели одобрением в адрес Чухоня и Марты. Слова главной кошки Края окончательно расставили всё по своим местам, и теперь каждый из глав фратрий радовался, что не успел принять неправильную сторону.
Чухонь посмотрел на Уса. Тот едва заметно улыбался.
– Замечательно! – голос Марата перекрыл шум. – Все счастливы! Мир, труд, бубль-гум! Только вы забываете, что здесь находятся не все, кто вправе решать.
– О чем ты, Марат? – Герберт удивленно поднял белоснежные брови.
– Устав Конклава, параграф один, третье правило. На Конклаве должны присутствовать все расы Края. Все пять рас.
Сан-Марко накрыла гулкая тишина.
– Пять? – наконец заговорил Привратник. – Уже тринадцать лет, как Край населяют только четыре расы. Если ты ничего не забыл, крылан.
О чем он говорит? Чухонь в недоумении уставился на Герберта. При чем тут тринадцать лет? Разве существовала еще какая-то пятая раса кроме той, что проявилась буквально на днях?
– Всё меняется, старик, – усмехнулся Марат. – Недаром мои люди собрали пять трибун. Тебе придется открыть двери дубль-пространства. Пятая раса ждет.
Чухонь успел заметить, как Герберт метнул вопросительный взгляд в сторону Морока. Тот ответил ему едва заметным кивком.
– Хорошо, Марат. Пусть входят. Дверь открыта.
Они появились со стороны Дворца доджей. Двенадцать фигур, укатанные в серые плащи. С такой маскировкой ничего не стоило затеряться в каменных лабиринтах Венеции. Впрочем, представители пятой расы явно не собирались прятаться. Наоборот. Они пришли на Конклав, чтобы наконец-то открыто заявить о себе.
– Крысомать меня возьми, это же дети! – пробормотал за спиной удивленный Ус. С появлением представителей новой расы Чухонь с Мартой отступили к трибуне крысюков и теперь стояли вплотную к деревянному ограждению.
– Назовите себя, – потребовал Герберт, когда новоприбывшие устроились на свободной трибуне. Она находилась между кошками и депферами.
Со скамьи поднялся один из «серых». Чухонь тут же его узнал по описаниям Тима и Жени. Длинные светлые волосы, острые уши, смазливая физиономия – неприятный тип. С таким на мохнорыло охотиться не пойдешь.
– Я Ларс, – сказал он. Уверенности ему было не занимать. – Это мои друзья. Мы называем себя Людьми сети.
Глава 21
Ущелье с рекой на дне свернулось воронкой и повлекло Тима к себе. Он попытался было отползти от края, но боль в затылке превратила голову в чугунную гирю. И эта гиря собиралась встретиться с камнями на берегу Синьки.
– Эй, эй! Ты куда? – заорал за спиной Бруно.
Форменная куртка натянулась на плечах и груди – Тимофея тащили назад. Спустя полминуты он лежал на камнях, болезненно жмурясь. С того момента как началась мигрень, мир стал отвратительно ярким.
– Совсем сбрендил, puttana troia! – возмущался итальянец. – Так из-за девчонки убиваться!
– Отойди! – в поле зрения возникла размытая физиономия Федора. – Не видишь, у него с головой плохо?
– А я о чем. Конечно, плохо!
– Ти-и-м, – позвал испуганно целитель. – Делать чего?
– Кулон… достань, – прохрипел Тимофей.
– А-а-а, сейчас.
Треснула молния на куртке, холодные руки мальчишки коснулись шеи, потянули за шнурок с подаренной Севером «таблеткой».
– Тут спираль какая-то с рычажком, – Федькин голос распадался на отдельные звуки, точно шел из сотового телефона во время непогоды.
– Передвинь рычаг на одно деление к центру. Нет… лучше на два.
Боль отступила не сразу. Ей понадобилось не меньше минуты, чтобы окончательно исчезнуть. На освободившееся место хлынула эйфория. Тут не долго наркоманом сделаться, в который раз подумал Тим. После окончания каждого приступа следовал мощный выплеск эндорфинов – ничего не стоило впасть в зависимость.
– У тебя там делений почти не осталось, – шепотом сообщил Федя, пряча кулон у Тима за пазухой.
– В курсе.
Приступ эйфории закончился быстрее обычного. И дело было не в делениях на «таблетке». Женька! Что же с ней произошло? Жива ли она? Где ее теперь искать?
В груди противно ныло. Из видеозаписи следовало, что Женька погибла. По крайней мере, сильно искалечена. И мохнорыло разберешь, куда бежать, кого звать на помощь?
– Ты не переживай раньше времени, – с пониманием вздохнул Федя. – Найдется еще. Она же полиморф!
– Она девчонка, – Тим сел. Голова все еще немного кружилась.
– Девчонка-полиморф. А это вам не пень гнилой!
Бруно с Федей сидели спиной к лесу, поэтому первым радужное лассо заметил Тим. Оно зависло на фоне еловой чащи метрах в трех от обрыва. Сияющая петля, внутри которой мгновенно сгустилась темнота. Увидев ее, Бармалей взорвался негодующим лаем.
– Чего это он? – забеспокоился Бруно.
К моменту, когда итальянец с целителем обернулись, из лассо выскочила Женька. Живая и на вид абсолютно здоровая. Разве что серебристый рисунок на щеке стал раза в три, а то и в четыре больше прежнего.
– Привет всем! – радостно выкрикнула она.
Облегчение от ее появления было таким сильным, что в ушах у Тимофея снова зашумело. Но теперь этот шум казался приятным. Слушал бы и слушал.
Внезапно на поляне стало тесно. Из мерцающей петли вслед за Женей вывалило еще человек двадцать. Все не старше Бруно. Все кошки – в блестящих, как у итальянца, комбинезонах.
– Вау, смотрите – Тим! – заголосила вдруг одна из девиц. Загорелая, с щербинкой между передних зубов.
Вспышки телефонных камер заставили Тимофея зажмуриться.
– Ведь это ты был на том граффити, правда? – пропел над ухом голос уже другой девушки.
– На каком? – Тимофей ошалело таращился на возникшую из воздуха толпу.
– Ни на каком! – Женька покраснела. – Потом расскажу!
Она уже сидела рядом с Тимофеем, прижав вардака к груди. Тот извивался в приливе собачьего счастья и все время норовил лизнуть вновь обретенную хозяйку то в подбородок, то в нос. Вокруг толпился возбужденный народ. Каждый старался коснуться Тимофея, точно тот был поп-звездой или победителем «Битвы экстрасенсов».
– Он тебе нравится, правда? – продолжали рядом допрос бесцеремонные девицы. – Вы уже целовались?