— Я была в отчаянии, — прошептала Тэсс Бишоп, и ее щеки окрасил румянец позабытого стыда. — В конце концов пришлось выйти на улицу, просить подаяние. Леди Англесси… пожалела меня. Привела нас в дом, дала поесть. Даже послала за доктором для моей малышки.
Себастьян взглянул на худенькие плечи женщины, на накрахмаленный чепец, закрывавший склоненную голову.
— Но было слишком поздно, — продолжила она через секунду. — Той же ночью моя Сара умерла.
Дождь кончился, хотя над городом по-прежнему висели серые тяжелые облака. Со своего места Себастьян мог разглядеть очертания большой оранжереи с запотевшими стеклами.
Прежде никто так не отзывался о Гиневре, Себастьян не подозревал в ней такого великодушия. Ему стало любопытно, что заставило будущую леди Англесси протянуть руку помощи этой женщине. Просто случайно попалась на глаза? Или юная тоскующая графская дочь интуитивно поняла, что женщина на улице, овдовевшая мать умирающего ребенка, познала отчаяние неизмеримо большее, чем ее собственное?
— Я тоже хотела умереть, — едва слышно прошептала Тэсс Бишоп. — Но леди Гиневра сказала, что так нельзя. А еще она сказала, что если нам выпадает в жизни трудный путь, то мы должны бороться и найти способ, как добиться своего, несмотря на невзгоды.
— И она взяла вас к себе в камеристки, хотя у вас не было никакого опыта?
Тэсс Бишоп вскинула голову, с упрямой гордостью поджав губы.
— Я прилежно училась, а схватываю я быстро. Я ни разу не подвела свою госпожу. Все для нее готова была сделать.
— А вот сейчас вы ее подводите, — заметил Себастьян, воспользовавшись удобным моментом. — Если бы вы действительно были готовы ради нее на все, вы бы помогли мне найти ее убийцу.
Камеристка подалась вперед, ее маленькие серые глазки вспыхнули неожиданным огнем.
— Я могу сказать вам, кто ее убил. Звать его Беван Эллсворт. Он племянник лорда Англесси и желал ей смерти с самого первого дня, когда она четыре года назад вышла за его дядю.
— Одно дело — желать кому-то смерти, и совершенно другое — по-настоящему кого-то убить.
Тэсс Бишоп покачала головой, раздувая ноздри при каждом коротком вдохе.
— Вы его не слышали. Вы его не слышали в тот день, когда он сюда заявился…
— Когда это было?
— Да на прошлой неделе. В понедельник, кажется. Он ворвался в дом, когда ее светлость еще завтракала. Так громко орал, что мы все слышали. Его кредиторы узнали, что она носит ребенка, а значит, ему, скорее всего, не быть следующим маркизом Англесси. По его словам, они ему угрожали… угрожали даже лишить его жизни. А потом он пригрозил ей.
— Пригрозил? Как именно?
— Он сказал, что предпочтет увидеть ее мертвой, но не позволит какому-то ублюдку занять его место.
ГЛАВА 22
На стене, как раз за головой камеристки, висела вышивка, выполненная шелком по холсту. Себастьян смотрел на аккуратно вышитые цветочки, затейливо переплетавшие буквы, но на самом деле ничего не видел. Он вспоминал блеск ненависти в глазах Бевана Эллсворта, вспоминал, как хрустнула рука мальчишки, когда ее сломали на поле в Итоне.
— Как поступила ее светлость? — спросил Себастьян.
— Она велела ему убираться. А когда он заявил, что уйдет и всем расскажет, что она шлюха, хозяйка…
Голос камеристки стих.
— Так что хозяйка?
Тэсс Бишоп раскраснелась и после секундного замешательства выпалила:
— Она рассмеялась. Сказала, что он выставит себя дураком, потому что так или иначе, а ее сын станет следующим маркизом, даже если был зачат от горбуна в капано.
Этот закон достался им от римлян, доктрина, известная как «Pater est quern nupitae demonstrant». To есть по закону муж женщины считался отцом ее ребенка, независимо от того, действительно он зачал этого ребенка или нет. Разумеется, заявление Гиневры не обязательно было правдой. Чего только не скажешь в гневе. И все же…
— Вам придется меня простить, сэр, — сказала камеристка, вставая со стула. — Его светлость просил меня помочь с траурной одеждой для прислуги.
Себастьян тоже поднялся.
— Да, разумеется, — Он старался ничем не выдать своего волнения, говорил небрежно, хотя сердце в груди забилось быстрее. — Я хотел задать вам еще только один вопрос. Вы случайно не знаете, откуда у ее светлости ожерелье, которое она надела в тот день, когда умерла?
— Ожерелье? — Тэсс Бишоп нахмурила лоб. — Какое ожерелье?
Достав из кармана трискелион из голубого камня, Себастьян протянул его на ладони.
— Вот это.
Женщина секунду разглядывала украшение, потом решительно покачала головой.
— Такого у ее светлости не было.
На мгновение Себастьяну показалось, будто камень прожег ему руку, хотя тот оставался холодным.
— Его сняли с мертвого тела.
— Но это невозможно.
— Почему же?
— Потому что в тот день она была в красном.
— Прошу прощения? — не понял Себастьян.
— Красное прогулочное платье. Закрытая шея, стоячий воротник, приподнятые плечи, к нему надевается гофрированный батистовый жернов.
— Что-что?
— Круглый воротник из трех слоев, — ответила Тэсс Бишоп, теряя терпение от его невежества и торопясь уйти. — К такому платью ее светлость ни за что бы не надела ожерелье.
Беван Эллсворт, племянник маркиза Англесси и предполагаемый наследник всех его земель и титулов, занимал небольшую квартиру двумя этажами выше небольшого магазинчика на Сен-Джеймс-стрит.
Воспользовавшись мастерством, отточенным за пять лет армейской службы, когда он занимался тем, чем не следует заниматься ни одному джентльмену, Себастьян проник в квартиру из вестибюля парадного хода. Он очутился в маленькой гостиной, роскошно обставленной, хотя в ней и царил беспорядок: на обюссонском ковре валялись сапоги для верховой езды, на инкрустированном столике высилась гора приглашений и неоплаченных счетов, грозя просыпаться на пол.
Дверь в спальню была полуоткрыта. Себастьян пересек комнату и, толкнув створку, переступил порог.
Беспорядка здесь оказалось больше, чем в первой комнате. На столике возле двери среди немытых бокалов стояла пустая бутылка из-под бренди, по всему полу были разбросаны грязные галстуки, носки, жилетки и рубашки.
Себастьян не удивился бы, если бы обнаружил под шелковым пологом кровати голую шлюху. Но Эллсворт спал один — он лежал на спине в ворохе спутанных простыней и покрывал, натянутых до пояса. К духоте, стоявшей в комнате, примешивался тяжелый запах бренди и пота.
Подтащив к кровати изящный стул с лирообразной спинкой, Себастьян уселся на него верхом и вынул из кармана пальто небольшой французский пистолет с кремневым запалом. У его локтя на прикроватной тумбочке стоял наполовину пустой бокал бренди. Протянув свободную руку, он обмакнул кончики пальцев в напиток и преспокойно стряхнул холодные капли в лицо тихо посапывающему Бевану Эллсворту.
