— Я бы ни о чем не пожалел.
Улыбка тронула ее губы, но тут же померкла.
— Это ты сейчас так говоришь.
Он дотронулся лбом до ее лба и повторил:
— Я бы ни о чем не пожалел.
ГЛАВА 30
На следующее утро Кэт проснулась рано и полежала с минутку, не открывая глаз и прислушиваясь к ровному дыханию Девлина. Ее губы тронула улыбка. Он остался на ночь.
Приподнявшись на локте, она смотрела на него. Ей была знакома каждая черточка его лица, каждый изгиб тела, она знала, что у него на редкость светлый ум, а такое благородство души, как у него, встречалось еще реже. А еще она знала, каков будет итог, если она послушается веления измученного сердца и выйдет за Девлина.
Улыбка исчезла. Она любила его с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать, в то время она была неизвестной актрисой из массовок, а он — молодым повесой, только что окончившим Оксфорд. Тогда он тоже делал ей предложение. И она по молодости и движимая отчаянным желанием сохранить его в своей жизни навсегда ответила согласием. Только позже, после того как его отец и ее собственная совесть заставили Кэт осознать, чем подобный брак явится для него, она отказала Девлину. То, что она увидела в его глазах в ту ночь — страдание от неприятия предательства, — разрывало ей сердце пополам и терзало душу.
Она помнила, как бродила по туманным улицам Сити, заливаясь горючими слезами от нестерпимого горя, и искала смерти. Но смерть не пришла, а те, кто уверял ее, что время ослабляет боль, частично были правы. Действительно, со временем она обрела причину жить дальше и дело, за которое стоило сражаться. Из-за этого-то теперь у нее и возникла проблема. Правда, небольшая.
Она убеждала себя, что выбор, сделанный несколько лет тому назад, не имеет большого значения и у нее все равно хватит сил сопротивляться предательской слабости сердца. Ее удивляло, что Девлин, так много видевший и испытавший за последние семь лет, по крайней мере в одном не изменился. Он все еще верил, что жизнь потеряна, если в ней нет любви. Она так не считала.
Она знала, каково ему будет оказаться отрезанным от собственного класса, стать объектом презрения и неуважения, жалости и насмешек. Брак с ней станет нарушением всех приличий, за которое его никогда не простят ни отец, ни сестра Аманда. Она не думала, что Девлин будет чересчур сильно страдать из-за разрыва со своей единственной сестрой. Но зато узы, связывавшие графа с его наследником, были сильны.
Она это знала. И все же в ее душу иногда закрадывалось сомнение.
Тогда она напоминала себе, что нельзя построить семью на лжи и что хотя Девлин знал горькую правду о ее детстве, проведенном на улице, ему до сих пор не было известно о других годах, проведенных без него. Когда она его прогнала, то занималась тем, что соблазняла важных господ и передавала секреты, которые они ей выбалтывали, французам.
В минуты слабости предательский голосок нашептывал ей, что ему совсем не нужно знать о тех годах. Она не имела к французам отношения с тех пор, как Пьерпонт исчез из Лондона четыре месяца назад. И хотя ей было сказано, что с ней свяжется новый агент, послание, которого она опасалась — двухцветный букет с вложенной запиской, где только цитата из Библии, — до сих пор не пришло. Кроме того, она никогда не была лояльна к Франции, а только к Ирландии, стране трагической судьбы, где прошло ее детство, где погибла ее мать.
Однако в глубине души Кэт понимала, что все это самообман. Если бы Девлин узнал правду, если бы он услышал, что она помогала врагу, с которым он сражался шесть долгих лет, он бы с отвращением отвернулся от нее… или приговорил к позорной смерти как шпионку.
Тут Кэт увидела, что глаза его открыты и он ее разглядывает. У него были совершенно необыкновенные глаза цвета янтаря, обладавшие почти нечеловеческой способностью видеть не только на огромные расстояния, но и в темноте. Слух у него тоже был чрезвычайно острым. Ейнравилось дразнить Себастьяна, называть волком, хотя она знала, что эти сверхъестественные способности выводили его из себя, ибо ни в материнском роду, ни в отцовском никто из его предков не обладал подобным даром.
— Дорогая, — тихо произнес он, потянувшись к ней.
Она нырнула в его объятия и не удержалась от улыбки, когда склонила голову для поцелуя. Кэт любила, когда он называл ее дорогой.
Он крепко прижал ее к себе, потерся щекой о ее волосы. Кэт отбросила все страхи, сомнения, невозможные мечты и полностью отдалась своему мужчине.
Сколько себя помнил Себастьян, граф Гендон начинал каждый день в Лондоне с ранней верховой прогулки в Гайд-парке.
То утро понедельника выдалось холодным и сырым, густой туман проплывал сквозь кроны деревьев и не собирался рассеиваться. Но Себастьян знал отца: в семь часов граф будет трусить рысцой по аллее на своем большом сером мерине. Поэтому Себастьян оседлал изящную черную арабскую кобылку, которую держал в Лондоне, и направил ее в сторону парка.
— Обычно ты из дома не вылезаешь раньше трех, — буркнул Гендон, когда Себастьян поравнялся на своей кобыле Лейле с графским серым мерином. — Или ты вообще еще не ложился?
Себастьян спрятал улыбку, ибо правда заключалась в том, что хоть Гендон и ворчал, на самом деле он втайне гордился сумасбродством сына, как он выражался, точно так же, как гордился, что его сын превосходный наездник и мастерски владеет оружием. Если сын какого-нибудь джентльмена пил, бегал за женщинами и даже увлекался азартными играми, это считалось нормальным — в юности все простительно — лишь бы не впадал в крайности. Но вот с чем Гендон не мог смириться и чего не мог понять, так это любовь Себастьяна к литературе и музыке, его интерес к радикальной философии французов и немцев.
— Я бы хотел выслушать твое мнение по одному вопросу, — сказал Себастьян. Несколько секунд он ехал рядом с отцом молча, а потом без всяких обиняков спросил: — Как, по-твоему, в этой стране много найдется сторонников восстановления Стюартов?
Гендон так долго не отвечал, что Себастьян начал сомневаться, расслышал ли отец его вопрос. Но Гендон, как и Кэт, имел привычку погружаться в молчаливое раздумье, прежде чем заговорить.
— Еще год назад я ответил бы, что ни одного. — Прищурившись, он посмотрел вдаль, где в небо, не видное из-за тумана, взмывала стая уток, оглашая утро жалобными криками. — Стюарты всегда обладали определенной ностальгической привлекательностью для шотландских консерваторов и последователей Вальтера Скотта. Но это все романтические бредни, а за ними скрывается реальность: чрезвычайно глупый король, потерявший трон из-за того, что упрямо пытался сломать волю нации.
— Ну а теперь?
Гендон покосился на сына.
— А теперь у нас безумец король, задавленный долгами развратный регент, который больше времени проводит с портными, чем со своими министрами, и безмозглая пятнадцатилетняя принцесса, чей отец называет ее мать шлюхой. На днях я слышал от кого-то… кажется, от самого Брума… то, что происходило при Стюартах, не идет ни в какое сравнение с тем, что происходит сейчас.
