Пустельга летела прямо над головой, бешено хлопая крыльями на сильном ветру. Серая — самец. Изабель прищурилась. Нет. Рыжеватая, под цвет ее волос, — самка.
Она сама научилась лежать на воде, перевернувшись на спину, слегка шевеля руками, — груди почти не видно, волосы распластались на поверхности, как листья, проплывающие мимо ее лица. Изабель снова посмотрела вверх. Пустельга стремительно приближалась справа. Миг соприкосновения был заглушён шелестом ракитника. Когда птица показалась, в когтях у нее трепыхалось какое-то существо: то ли мышь, то ли воробей. Она быстро набрала высоту и исчезла из виду.
Нащупав большой гладкий камень на дне, Изабель резко поднялась на ноги. Грудь вернула свою привычную округлость. Звуки возникли из ниоткуда, отовсюду доносился звон колокольчиков, внезапно слившийся в общий гул колокола. Estiver — местные пастухи, отец Изабель говорил, что они появятся через два дня. Нынче летом у них должны быть очень хорошие собаки. Если не поторопиться, она окажется в самом центре стада в сотни голов. Изабель быстро направилась к берегу, вытерлась досуха, очистила от водорослей волосы. Волосы — знак ее позора. Затем натянула юбку, рубаху и набросила на голову белую косынку.
Затягивая концы, она внезапно замерла: показалось, что кто-то смотрит. Изабель попыталась оглядеться, не поднимая головы, но ничего не увидела. Колокольчики все еще были далеко. Нащупав пальцами растрепавшиеся пряди, она живо спрятала их под косынку и помчалась по тропинке вдоль реки. Вскоре она свернула в сторону и побежала через поле, поросшее низким кустарником и вереском.
Добравшись до гребня холма, она посмотрела вниз. Повсюду виднелись овцы, медленно поднимающиеся по склону горы. Разбежаться по сторонам им не давали двое мужчин, один спереди, другой сзади, каждый с собакой. Время от времени несколько овец отбивались от стада, но их тут же возвращали на место. Дней пять, должно быть, идут, от самого Эля, но даже сейчас, в конце дороги, не выглядят ослабленными. К тому же у них впереди целое лето выгула.
Звон колокольчиков заглушался посвистом и выкриками пастухов, громким лаем собак. Тот, что был впереди, поднял голову, глядя, как показалось Изабель, прямо на нее, и пронзительно свистнул. Из-за ближнего валуна быстро вышел юноша. Он был невысок, жилист, черен от солнца. Со лба стекали струи пота, в руках посох и кожаный мешок, какие носят пастухи, на голове круглая плотная шапка, из-под которой выбивались темные пряди волос. Почувствовав на себе его взгляд, Изабель поняла, что это он смотрел на нее там, внизу, у реки. Юноша улыбнулся, по-доброму, понимающе, и на мгновение Изабель почувствовала ласковое прикосновение воды. Она посмотрела вниз, прижала локти к груди — и не сумела вернуть улыбки.
Резко сорвавшись с места, юноша зашагал вниз. Изабель смотрела ему вслед, пока он не достиг стада. Тогда она побежала.
— У меня будет ребенок. — Изабель положила руку на живот и с вызовом посмотрела на Этьена.
Его светлые глаза мгновенно потемнели, словно на поле упала тень от набежавшего облака. Он задумчиво посмотрел на нее.
— Я скажу отцу, потом поговорим с твоими родителями. — Изабель откашлялась. — Как думаешь, что они скажут?
— Теперь им придется разрешить нам пожениться. Иначе, когда родится ребенок, будет еще хуже.
— Они решат, что я это нарочно подстроила.
— А ты это подстроила? — Этьен посмотрел ей прямо в глаза.
Взгляд Изабель похолодел.
— Это ведь ты пожелал греха, Этьен.
— Ты тоже, la Rousse.
— О, если бы могла вернуться maman. И Мари.
* * *
Отец вел себя так, словно не услышал ее. Он уселся на скамью рядом с дверью и принялся обстругивать сук — мастерил новую мотыгу взамен сломавшейся нынче утром. Изабель неподвижно стояла перед ним. Голос ее звучал совсем тихо, она подумала было, может, стоит повторить, и даже рот уже открыла, но отец не дал ей заговорить:
— Стало быть, все меня оставляют, — сказал он.
— Извини, папа, но Этьен говорит, что здесь жить не будет.
— Да и я не потерплю никого из Турнье у себя дома. И после моей смерти ферма тебе не достанется. Приданое ты получишь, но ферму я завещаю племяннику, тому, из Опиталя. Турнье моя земля не достанется.
— Но ведь близнецы вернутся с войны, — возразила Изабель, глотая слезы.
— Не вернутся. Они погибнут. Они не солдаты, а крестьяне. Ты и сама это знаешь. Два года прошло, а от них ни слова. А ведь сколько народа за это время вернулось с севера, весточку было с кем прислать.
Изабель оставила отца сидеть на скамье и пошла через поля, вдоль реки, к ферме Турнье. Было уже поздно, быстро темнело, на холмы и спускающиеся с них террасами поля с наполовину вызревшей рожью ложились длинные тени. На деревьях о чем-то оживленно переговаривались скворцы. Дорога между фермами казалась длинной, в конце ее была мать Этьена. Изабель замедлила шаг.
Она уже входила в рощу Турнье — каштаны в это время года давно уж отцвели, — как увидела, что из-за деревьев на тропинку выскользнула чья-то большая тень.
— Sainte Vierge, aide-moi — Святая Дева-заступница, — машинально пробормотала Изабель. Она не сводила глаз с волка, который, в свою очередь, смотрел на нее. Желтые глаза его мерцали в темноте. Волк двинулся в ее сторону, и тут Изабель услышала чей-то голос: «С тобой этого не должно случиться».
Она наклонилась и подобрала толстый сук. Волк замер. Изабель разогнулась и шагнула вперед, размахивая суком и громко что-то выкрикивая. Волк попятился, и, когда Изабель размахнулась, повернулся, метнулся в сторону и исчез среди деревьев.
Изабель помчалась вперед, миновала рощу и пересекла поле, не обращая внимания на острые колючки, впивающиеся в лодыжки. Добежав до грибообразного булыжника, отмечающего дальнюю границу огорода Турнье, Изабель остановилась и перевела дыхание. Страх перед матерью Этьена куда-то улетучился.
— Спасибо, maman, — прошептала она. — Этого я никогда не забуду.
Жан, Анна и Этьен сидели у огня, Сюзанна убирала тарелки из-под bajanas, каштанового супа, вроде того, что Изабель приготовила отцу на обед. Все четверо при виде Изабель так и застыли.
— Тебе что, la Rousse? — осведомился Жан Турнье, когда она добралась до середины комнаты и прислонилась к столу, как бы застолбив себе место среди хозяев.
Ничего не сказав в ответ, Изабель пристально посмотрела на Этьена. Наконец он поднялся и подошел к ней. Повинуясь ее кивку, Этьен повернулся к родителям.
В комнате было тихо. Анна застыла как изваяние.
— У Изабель будет ребенок, — неловко пробормотал Этьен. — С вашего разрешения мы хотели бы пожениться.
Он впервые назвал ее по имени.
— Так ты беременна, Изабель? Только не говори, что от Этьена, — резко бросила Анна.
— От Этьена.
