Я выпустила руку Сюзанны и подошла поближе к печи, чтобы рассмотреть дымоход. Он был черен от сажи. Даже ухватившись за стояки, встав на цыпочки и вытянув шею, я не могла рассмотреть выходное отверстие.
— Наверное, забилось, — пробормотала я и, почувствовав внезапное головокружение, зашаталась и тяжело рухнула на пол, прямо в грязь.
Якоб подскочил, протянул мне руку и помог отряхнуться.
— Не слишком ушиблась? — озабоченно спросил он.
— Да вроде нет, — неуверенно ответила я. — Просто… равновесие потеряла. Наверное, пол неровный.
Я огляделась в поисках Сюзанны — она куда-то исчезла.
— А где?.. — Я не успела договорить, как почувствовала сильную резь в животе и бросилась мимо Якоба наружу.
Сюзанна стояла, наклонившись и прижимая ладони к животу. Рядом с ней, безмолвный и растерянный, был Ян. Едва я обняла ее за плечи, как Сюзанна шумно выдохнула, и на брюках ее, ниже пояса, расцвело, стремительно уходя вниз, яркое кровавое пятно.
На мгновение я растерялась. О Боже, что же делать, мелькнуло у меня в голове, и тут же случилось то, чего я не испытывала уже много месяцев: в мозгу что-то щелкнуло, и я автоматически переместилась туда, где точно известно, кто я есть и что должна делать.
— Сюзанна, тебе надо лечь, — негромко проговорила я, поддерживая ее обеими руками. Она кивнула, согнула колени и тяжело осела у меня на руках. Я бережно опустила ее на землю и перевела взгляд на Яна, все еще стоявшего как пришпиленный на своем месте.
— А ну-ка, дайте мне ваш пиджак, живо, — повелительно сказала я.
Он непонимающе смотрел на меня, так что пришлось повторить погромче. Лишь тогда Ян протянул мне чесучовый пиджак, какие, как мне казалось, надевают пожилые мужчины при игре в шафлборд. Я сложила его, сунула Сюзанне под голову, затем стащила с себя рубашку Жана Поля и накинула на нее, прикрыв кровоточащее место. На рубахе сразу проступило красное пятно. На мгновение я застыла, буквально загипнотизированная игрою красок, тем более удивительной, что они остро контрастировали одна с другой.
Я встряхнулась, крепко взяла Сюзанну за руку и склонилась к ней.
— Не волнуйся, ничего страшного. Все будет в порядке.
— Что это, Элла? — Якоб тяжело нависал над нами с перекошенным от волнения лицом.
Я посмотрела на Яна, который по-прежнему не двигался с места, и быстро решилась:
— У Сюзанны случился…
И тут, в самый ответственный момент, меня вновь подвел мой французский; мадам Сентье не учила меня словам вроде «выкидыш».
— Скажи им сама, Сюзанна, я не знаю, как это будет по-французски. Ну, что ты молчишь?
Она посмотрела на меня заплаканными глазами.
— От тебя только одно требуется — сказать. Вот и все. Остальное я беру на себя.
— Une fausse couche,
[64]
— пробормотала она.
Мужчины изумленно воззрились на нее.
— Так, — ровно проговорила я, — Ян, видите этот дом, вон там, внизу?
Я указала на ближайшее строение, примерно в четверти мили отсюда, ниже по склону холма. Он никак не реагировал, и мне опять пришлось повторить его имя, повысив голос. Лишь тогда он кивнул.
— Ну вот и прекрасно. Живо бегите туда и позвоните в больницу. Ясно?
Наконец-то он вышел из оцепенения.
— Да, Элла, бегу на эту ферму и звоню в больницу, — послушно повторил он.
— Хорошо. И спросите там насчет машины. Это на тот случай, если из больницы не смогут прислать карету «скорой помощи». Ну, двигайте!
Последнее слово прозвучало, как свист хлыста. Ян нагнулся, притронулся к земле и рванул с места, как спринтер. Я поморщилась. Нет, Сюзанне надо избавиться от этого малого.
Якоб опустился на колени рядом с Сюзанной и положил ей ладонь на голову.
— Она выкарабкается? — спросил он, старясь скрыть тревогу.
Я ответила не ему, а Сюзанне:
— Ну конечно же, все будет в порядке. Сейчас, правда, немного болит, верно?
Сюзанна кивнула.
— Ничего, скоро пройдет. Ян пошел звонить в больницу, сейчас приедут и заберут тебя.
— Я сама во всем виновата, — прошептала Сюзанна.
— Ну в чем же ты виновата? Ерунда, ни в чем ты не виновата.
— Нет, это из-за меня все получилось, я ведь не хотела, а если б хотела, может, ничего бы и не произошло.
— Выкини из головы эту дурь. У женщин, увы, бывают выкидыши. Ничего ты такого не сделала. Просто над такими вещами мы не властны.
Похоже, я ее не убедила. Якоб же взирал на нас, словно разговор происходил на суахили.
— Да поверь же ты мне наконец, ты тут совершенно ни при чем. Ясно?
Наконец Сюзанна покорно кивнула.
— А теперь мне надо осмотреть тебя. Ты не против?
Сюзанна еще крепче стиснула мне руку, и по щекам у нее покатились слезы.
— Да, понимаю, — продолжала я, — тебе больно и ты не хочешь, чтобы к тебе прикасались, но так нужно. Я должна убедиться, что с тобой все в порядке. Больно не сделаю, можешь мне поверить.
Ее взгляд метнулся в сторону Якоба и тут же вернулся ко мне. Так, все ясно.
— Якоб, возьмите Сюзанну за руку, — распорядилась я, — помогите ей перевернуться на спину и сядьте рядом. — Я указала ему место, с которого она ему будет видна, а то, чем занята я, — нет.
— А теперь поговорите с ней о чем-нибудь.
Якоб беспомощно посмотрел на меня. Я на секунду задумалась.
— Помните, вы рассказывали, что у вас есть хороший ученик? Ну тот, который Баха играет? Что он будет исполнять на ближайшем концерте? И почему именно это? Объясните Сюзанне.
Какое-то мгновение Якоб сидел отрешенно, затем встряхнулся, повернулся к Сюзанне и заговорил. Она тоже быстро сбросила напряжение. Стараясь действовать с максимальной осторожностью, я спустила с нее брюки и нижнее белье ровно настолько, чтобы все было видно, и вытерла кровь полою рубахи Жана Поля. Затем вновь натянула брюки, не застегивая на молнию. Якоб умолк. Оба посмотрели на меня.
— Ты потеряла немного крови, но сейчас кровотечение прекратилось. Все будет нормально.
— Пить хочется, — негромко проговорила Сюзанна.
— Сейчас попробую отыскать воду, — сказала я, довольная спокойным видом обоих.
Я обогнула дом в поисках какого-нибудь крана и, не обнаружив ничего похожего, поднялась на крыльцо и остановилась в дверном проеме. Тонкий луч солнца играл на каменной поверхности печи. При его свете можно было разглядеть густой слой пыли, потревоженной нашим вторжением. Я быстро огляделась — где же тут найти воду? В доме было совсем тихо, не слышно ни звука — ни успокаивающего голоса Якоба, ни ветра, колеблющего верхушки сосен, ни колокольчиков, какие подвязывают к шее коровы, ни отдаленного перестука колес поезда. Только молчание и полоска света на плите прямо передо мной. Это был здоровый цельный камень; чтобы перенести такой и поставить на место, нужны усилия нескольких мужчин. Я пригляделась. Даже толстый слой сажи позволял увидеть, что этот камень явно не местного происхождения. Его привезли. Откуда-то издалека.