— Сама не знаю.
Я немного выждала и спросила:
— Хочешь еще раз увидеть?
— Да.
— Уверена?
— Да.
— Не испугаешься, кричать не будешь?
— Нет, ты ведь со мной.
Я сходила в дом, взяла в шкафу сумку и вернулась во двор. Сильвия сидела, подняв колени к подбородку, и испуганно смотрела на меня.
— Хочешь?.. Или вот что, иди в дом и подожди там, а я открою сумку, разложу все и тогда позову тебя.
Девочка согласно кивнула и вскочила на ноги.
— Коку хочу. Можно?
— Конечно.
Сильвия вприпрыжку побежала в дом. Я глубоко вздохнула и дернула за молнию. По правде говоря, я сама еще толком не видела ее содержимого.
Опорожнив сумку, я пошла за Сильвией; она сидела в гостиной перед телевизором, перекатывая в ладонях стакан коки.
— Пошли.
Я протянула ей руку. Мы вышли на порог, оттуда было видно, что на траве что-то лежит. Сильвия прижалась ко мне.
— Если не хочешь, можешь не смотреть. Но она тебя не тронет. Она же неживая.
— Кто она?
— Девочка.
— Девочка? Как я?
— Ну да. Это ее кости и волосы. И клочок платья.
Мы подошли поближе. К моему удивлению, Сильвия отняла руку и присела на корточки рядом с костями. Разглядывала она их довольно долго.
— Смотри, голубое, — вымолвила наконец Сильвия. — А где же все платье?
— Оно… — «Сгнило» — другого слова я придумать не могла. — Оно стало стареньким и порвалось, — неловко объяснила я.
— А волосы у нее такого же цвета, как у тебя.
— Да.
— А откуда она?
— Из Швейцарии. Она была похоронена в земле, под печкой с дымоходом.
— Почему?
— Что «почему»? Почему она умерла?
— Нет, почему ее похоронили под печкой? Чтобы тепло было?
— Может быть.
— А как ее звали?
— Мари.
— Надо ее снова похоронить.
— Зачем? — Я с любопытством посмотрела на Сильвию.
— Потому что ей нужен дом. Не может же она всегда быть здесь.
— Это верно.
Сильвия приподнялась, села на траву, но тут же разлеглась рядом с костями.
— Посплю, — заявила она.
Я собралась остановить ее, объяснить, что это нехорошо, что ей приснятся страшные сны, что Матильда, когда вернется, изругает меня за то, что позволила дочери спать рядом со скелетом, но так ничего и не сказала, а молча легла напротив.
— Расскажи мне что-нибудь, — повелительно сказала Сильвия.
— Да у меня это неважно получается. Сильвия приподнялась на локте.
— У всех взрослых получается, а у тебя нет? Рассказывай!
— Ну ладно. Жила-была девочка со светлыми волосами. И носила она голубое платье.
— А она была похожа на меня?
— Да.
Сильвия довольно улыбнулась, улеглась поудобнее и закрыла глаза.
— Это была храбрая девочка. У нее были два старших брата, отец, мать и бабушка.
— Они любили ее?
— Любили, то есть любили все, кроме бабушки.
— А почему она ее не любила?
— Не знаю. — Наступило молчание. Сильвия открыла глаза. — Это была уродливая старуха, — поспешно заговорила я. — Она была совсем маленькая и всегда носила черное. И никогда ничего не говорила.
— Тогда откуда же девочка знала, что бабушка ее не любит?
— Она… у нее были злые глаза, и она смотрела на девочку так, как никто другой не смотрел. Так, чтобы девочка знала: ее не любят. И больше всего не любят, когда она надевает свое любимое голубое платье.
— А что, бабушка сама хотела его носить?
— Да, материя была очень красивая, но хватило ее только на одно маленькое платье — для девочки. И когда она надевала его, казалось, что само небо спускается на землю.
— Так это было волшебное платье?
— Ну конечно. Оно оберегало ее от бабушки да и от многого другого — от огня, волков, плохих мальчиков. И чтобы не утонула. Однажды девочка играла на берегу реки и упала в воду. Ее потянуло вниз, она увидела рыбок и подумала, что тонет. Но тут ветер надул платье, девочку вынесло на поверхность, и так она спаслась. И ее мама поняла, что стоит девочке надеть это платье, и ей ничего не угрожает.
Я посмотрела на Сильвию — она спала. Мой взгляд упал на разделяющие нас клочки голубой материи.
— За одним-единственным исключением, — добавила я. — Но этого вполне достаточно.
Мне снилось, что я нахожусь в горящем доме. На пол падали головешки, повсюду плавали дым и зола. Внезапно появилась девочка. Видна она была, если только посмотреть сбоку, стоило взглянуть прямо, и она исчезала. Девочка плавала в голубой дымке.
— Не забывай меня, — сказала она и превратилась в Жана Поля. На щеках у него была многодневная щетина, вид измученный, волосы отросли так, что курчавились на концах, лицо, руки и рубаха были покрыты сажей. Я подошла и потерла ему лицо, а когда отняла руку, увидела, что от носа к подбородку тянется шрам.
— Откуда это у тебя? — спросила я.
— Жизнь такая, — ответил он.
На лицо мне упала тень, и я проснулась. Загораживая вечернее солнце, рядом со мной стояла Матильда. Скрестив руки на груди, она разглядывала нас обеих.
— Извините. — Я села и с трудом разлепила глаза. — Понимаю, выглядит все это по меньшей мере странно.
— Это уж точно, — фыркнула Матильда, — но знаете, меня это ничуть не удивляет. Я не сомневалась, что Сильвия захочет еще раз полюбоваться на эти кости. Похоже, она больше не боится их.
— Вы правы. Знаете, она так спокойно их разглядывала, даже удивительно.
Наши голоса разбудили ее. Сильвия перевернулась с бока на бок и села. Щеки у нее пылали. Она осмотрелась и остановилась взглядом на костях.
— Мама, мы собираемся похоронить ее.
— Как это? Прямо здесь, во дворе?
— Нет, у нее дома.
Матильда посмотрела на меня.
— Я знаю, где это, — сказала я.
* * *
Матильда одолжила мне свою машину доехать до Менда. Трудно было представить себе, что и трех недель не прошло, как я отсюда уехала, — столько всего произошло за это время. Но, огибая угрюмый тяжелый собор, проходя узкими улочками старого города, я испытывала то же чувство, что и тогда. Мрачное место. Хорошо, что Матильда живет в пригороде, пусть там и мало зелени.
