В среду утром Сильвия настояла на том, чтобы помочь мне одеться. Она пришла в ванную, где я примеряла светлые шорты и рубаху цвета овсянки, и, прислонившись к мойке, принялась наблюдать за мной.
— Почему ты все время носишь белое? — спросила она.
«Ну вот, опять начинается», — подумала я.
— Рубаха не белая, — заявила я. — Она… цветом похожа на… хлопья. — Как будет по-французски «овсянка», я не знала.
— Ничего подобного. Я ем на завтрак кукурузные хлопья и они оранжевые.
Я и сама, бывало, ела по три тарелки кукурузных хлопьев и не наедалась.
— Ладно, скажи ты, что мне надеть.
Сильвия захлопала в ладоши, помчалась в гостиную и принялась рыться в моей сумке.
— У тебя все белое или коричневое! — разочарованно крикнула она и в тот же самый момент вытащила голубую рубаху Жана Поля. — Кроме этого. Ее и наденешь, — безапелляционно заявила она. — Раньше-то почему не надевала?
Якоб еще в Мутье велел постирать рубаху. Следы крови практически исчезли, только сзади осталась ржавая полоска. Я думала, ее и не заметишь, если специально не приглядываться, но Матильда, стоило мне одеться, сразу обратила внимание. Уловив ее удивленный взгляд, я вытянула шею и исхитрилась посмотреть назад.
— Ну и пусть, — сказала я.
— Жизнь — сплошная драма, — рассмеялась Матильда.
— Честное слово, раньше так не было!
Матильда бросила взгляд на часы:
— Поехали, не будем заставлять месье Журдена ждать нас.
Она открыла стенной шкаф в коридоре, вытащила спортивную сумку и протянула ее мне.
— А вы правда ему звонили?
— Знаете, Элла, он хороший человек. Добрый. Теперь, убедившись, что ваша семья действительно из этих краев, он будет обращаться с вами как с блудной, а ныне вернувшейся в отчий дом племянницей.
— А месье Журден — это тот самый дядя, который называл меня «мадемуазель»? Тот, который с черными волосами? — спросила Сильвия.
— Нет, то Жан Поль. Месье Журден — старичок, который свалился с табурета. Помнишь?
— Жан Поль мне понравился. Он там будет?
Матильда подмигнула мне.
— Смотри, это его рубаха, — сказала она, дергая ее за полу.
Сильвия с любопытством посмотрела на меня:
— Тогда почему же носишь ее ты?
Я покраснела, а Матильда рассмеялась.
День выдался чудесный. В Менде было жарко, но чем выше мы поднимались в горы, тем свежее и прохладнее становился воздух. Всю дорогу мы распевали, Сильвия учила меня песенкам, которые слышала в лагере. Странно, конечно, петь, когда едешь на похороны, но, возможно, сейчас это было к месту. Мы ведь везли Мари домой.
Едва мы подъехали к мэрии, как на пороге показался месье Журден. Он поочередно пожал всем нам, включая Сильвию, руки, а мою немного задержал.
— Мадам, — с улыбкой сказал месье Журден.
В его обществе мне все еще было не по себе; может быть, он и сам ощущал это, оттого и улыбка у него была смущенная, как у ребенка, который ластится к взрослому.
— Как насчет кофе? — поспешно предложил он и повел в кафе неподалеку. Мы заказали себе по чашечке кофе, а Сильвии — стакан оранжада. Впрочем, обнаружив, что в кафе живет кошка, она быстро отбежала от стола. Взрослые же некоторое время сидели в напряженном молчании, пока Матильда не хлопнула ладонью по столу.
— Карта! — воскликнула она. — И как это я забыла, сейчас принесу, она в машине. Покажу, куда мы едем. — Матильда вскочила и вышла на улицу.
Месье Журден откашлялся; мне показалось даже, что он хочет сплюнуть.
— Послушайте, la Rousse, — начал он, — помните, я обещал вам попытаться узнать что-нибудь о членах вашей семьи, чьи имена встречаются в вашем экземпляре Библии?
— Да.
— Ну вот, я тут отыскал одного человека.
— Что, кого-нибудь из Турнье?
— Да нет. Это некая Элизабет Мулинье. Она внучка одного человека, который жил в Опитале, деревушке неподалеку отсюда. Библия принадлежала ему, а она привезла ее сюда после его смерти.
— А вы сами с дедом были знакомы?
— Нет. — Месье Журден поджал губы.
— А как же?.. Я думала, вы всех здесь знаете. Во всяком случае, так мне сказала Матильда.
— Он был католик, — хмуро пробурчал месье Журден.
— О Господи, это-то какое имеет значение! — не сдержавшись, выпалила я.
Вид у него был смущенный, но одновременно упрямый.
— Ладно, оставим это. — Мне оставалось только покачать головой.
— В общем, я сказал этой Элизабет, что сегодня вы будете здесь. Она обещала подъехать.
— То есть?..
«Что происходит, детка, — подумала я. — Здорово. Или не так уж здорово? Ты на самом деле хотела бы чувствовать себя членом этой семьи?»
— Спасибо за хлопоты, — сказала я, — очень любезно с вашей стороны.
Вернулась Матильда. Мы разложили карту на столе.
— Ла-Бом-дю-Мсье — это холм, — пояснил месье Журден. — Видите, тут остались развалины фермы. — Он ткнул пальцем в крохотный значок. — Поезжайте туда, а через час-другой подъедем мы с мадам Мулинье.
При виде старенькой машины, припаркованной у обочины дороги, у меня заныло в желудке. И здесь без Матильды не обошлось, подумала я. Она обожает разговаривать по телефону. Я искоса посмотрела на нее. Матильда притормозила. Она старалась сохранить невинное выражение лица, но я заметила, как в глазах у нее мелькнула довольная улыбка. Поймав мой взгляд, она пожала плечами.
— Ну что ж, Теперь вы сами справитесь, — сказала она. — А мы с Сильвией пройдемся к реке, верно, детка? А попозже присоединимся к вам. Валяйте.
Я потопталась на месте, затем подхватила спортивную сумку и лопату, сунула под мышку карту и двинулась было по дорожке, но тут же спохватилась и повернула голову:
— Спасибо.
Матильда с улыбкой помахала мне рукой: «Пока-пока».
Он сидел спиной ко мне на обломках камина. Во рту у него дымилась сигарета. На нем была оранжево-розовая рубаха, в волосах играли солнечные лучи. Он выглядел таким естественным, таким примиренным с самим собой и всем, что его окружало, что смотреть на него было почти невозможно — слишком больно. Меня неудержимо потянуло к нему, хотелось вдохнуть его запах, прикоснуться к мягкой коже.
Увидев меня, он отбросил щелчком сигарету, но с места не поднялся. Я поставила на землю сумку, положила лопату. Мне хотелось обнять его, прижаться носом к щеке, заплакать, но сейчас я этого позволить себе не могла. Сначала надо все сказать. Мне таких усилий стоило сдержать себя и не броситься к нему на шею, что я даже не расслышала, что он сказал, и попросила повторить.
