Скоро мы начали дрожать от холода, особенно Пигалица. Я хлопнул Мецгера по руке.
— Поехали уже, а?
Выходные прошли замечательно. Мне досталась ванна с горячей водой. Не пойми с чего Мецгер с Пигалицей часами сидели и болтали в гостиной. Что ж, больше пива для меня.
Мецгер едва успел вернуть нас в воскресенье до отбоя.
А через три дня, когда я на складе чистил оружие, появился дежурный.
— Уондер, тебе звонок. — И благоговейно. — Там держат линию!
Кэмп-хейл хоть и наскоро собирали, но оснастили по последнему слову техники. В комнате отдыха стоял стол для бильярда, на котором я научил Пигалицу азам игры, после чего ежедневно оказывался битым. Здесь же находились две телефонные голобудки, огромный голограф, ловящий наиболее популярные программы, и массажные кресла, с которых этот голограф можно было смотреть. Холодильник, набитый бесплатной газировкой и даже настоящими соками. В общем, наконец-то роскошь.
Последнее слово техники, однако, не отменяло основных законов экономики. При нынешних ценах за телефон никто не станет держать линию, кроме, может быть, президента Соединенных Штатов. Хороших новостей ждать неоткуда. Взволнованный, я промчался по коридору, в два шага пересек комнату отдыха, юркнул в будку, где мигал огонек, и захлопнул дверь.
Внутри, облокотившись о стену, на меня смотрел Мецгер. Екнуло в груди. Его изображение колыхнулось — самую малость.
— Привет, — невинно сказал он.
— Привет. Ты чего? — Я оглядел друга сверху донизу. Вроде жив, не ранен.
— Подумал, тебя оторвут от любой работы, если я позвоню. Нам дают тысячу бесплатных минут на звонки каждый месяц.
Тысячу?! Бесплатная «кока-кола» рухнула в низ моего списка роскоши.
— Так у тебя все нормально?
— Прекрасно, как никогда. Через час в полет. Как у тебя?
— Холодно.
— Знаю-знаю, наслышан. Мне тут на выходные опять перепала квартирка в Аспене. Пропуска не проблема. Приезжай, расслабимся. Пиво на халяву. Футбольный матч с бронксовцами будут передавать.
— Считай, я уже там.
Он помялся с ноги на ногу. В Канаверале стемнело, и позади Мецгера виднелся его освещенный прожекторами перехватчик.
— Жалко только было бы третьей спальней не воспользоваться. Может, пулеметчицу свою, как бишь ее, спросишь, не хочет ли она приехать?
Как бишь ее? И это говорит Мецгер, который как-то в школе запомнил всю таблицу Менделеева за четыре оставшиеся до контрольной минуты и потом с закрытыми глазами безошибочно протараторил ее в обратном порядке?
— Ты прекрасно помнишь, как ее зовут. Пигалица не пьет пива и считает американский футбол варварской игрой. Какого…
Он поджал губы и замялся.
— Черт побери! — вдруг дошло до меня. С тех времен, как мы с Мецгером осознали, что девчонки — это не просто мальчишки, неспособные нормально закрутить футбольный мяч, он всегда был желанным, но вольным жеребцом. Я метался от одной безответной любви к другой, а Мецгер тем временем отбивался от наседавших на него девах. Я расплылся в улыбке. — Да ты запал на Пигалицу!
Он покраснел.
— Ничего я не запал. Просто подумал…
Я ткнул его в живот или, вернее, в воздух, куда проецировался его живот.
— Запал-запал, да так, что сам стесняешься ее спросить. — Я чмокнул губами.
— Повзрослел бы уже, Джейсон, — вздохнул Мецгер и спросил с надеждой: — Не знаешь, она ничего про меня не говорила?
— Типа, не вырезала ли твои инициалы у себя на туалетном столике?
— Хорош глумиться!
Черта с два, хорош! Это после того, как годами девушки моей мечты кидались на мистера Само Хладнокровие!
— Она сказала, что ты наглый и высокомерный тип.
Его лицо так вытянулось, что мое веселье будто корова языком слизнула.
— Ладно, ладно, не убивайся. Правду сказать, мы толком и не разговаривали с воскресенья.
— Но ты можешь попросить ее приехать на выходные?
— Не исключено.
— Ну, Джейсон!.. — захныкал он.
— Хорошо, хорошо.
— И еще… знаешь, замолви за меня словечко, а?
И это — от гения с известностью, деньгами и внешностью голозвезды. От одной его улыбки женщины таяли и слали ему свои трусики по почте. Ему мое словечко, что жаба для фрака.
— Будь спок.
В стеклянную дверь Мецгеру постучался механик. Пары жидкого кислорода клубились в темноте.
— Ладно, мне пора лететь.
Через час я нашел Пигалицу за столом в женской комнате отдыха. Мы там читали по вечерам: я — военную историю, она — все больше расписание занятий. Шария убивала кучу времени, планируя, что делать дальше.
— Нам полагалось двадцать недель на индивидуальную подготовку и тактику мелких подразделений, так? — встретила она меня вопросом.
Я кивнул.
— И расписание всегда вывешивают на шесть недель вперед. — Она ткнула в экран. — А здесь я вижу только четыре недели.
Я пожал плечами.
— Может, расписание меняют.
— Не нравится мне это.
— Тебе вообще перемены не нравятся.
Она наморщила нос, отвела взгляд от экрана и потянулась.
— Расскажи мне лучше про своего приятеля-ракетчика, как его там…
Как его там? Да что же за эпидемия забывчивости сегодня пошла? У Пигалицы память не хуже, чем у Мецгера.
Я выдержал паузу.
— Тебе нравится Мецгер?
— Я просто думаю, у него интересная работа.
— А мне-то показалось, что дай тебе волю, ты сорвала бы с него рубашку и лизала бы ему грудь, как эскимо.
Она залилась краской.
Батюшки! Мецгер и Пигалица втюрились друг в друга! Во я повеселюсь! Я облизнул пересохшие губы.
— Он мне сегодня звонил.
Она встрепенулась, потом спохватилась, но я уже заметил.
— Сказал, может достать пропуска на эти выходные. И квартиру. Я думал, вряд ли ты присоединишься.
Она изучала носок ботинка.
— Может, и присоединюсь. Я бы не прочь с ним… — она покраснела еще гуще и быстро добавила, — …пообщаться.
Я осклабился.
— Пигалица Мецгер, что за имя! Ты уже тренируешься его писать? Твоих свекра со свекровью будут звать Тед и Банни.
Она кинула в меня подушкой.
Никто из нас троих так и не увидел больше квартиру в Аспене. Следующим утром в шесть часов двадцать минут по местному времени, на Денвер упал снаряд. По добытым Мецгером пропускам мы выбрались на поминальную службу по его родителям.
