Наши взгляды неминуемо должны были встретиться. И когда это случилось, сердце у меня в груди словно кто-то зажал в тиски. Я не знал этого человека, но его взгляд поразил меня словно громом. Я выдавил из себя улыбку и поднял в знак приветствия папку. Боковым зрением увидел рисунок на обложке. Тиски снова сжались. На блестящей белой поверхности было крупными черными буквами напечатано: ФЛООН. Под ними красовалось изображение того самого пера.
Я порылся в памяти и немедленно вспомнил, где мне уже случилось видеть такую же самую картинку в этом будущем: бредя вслед за Гасом в кафе на встречу со Сьюзен, я заметил на стене одного из домов большой постер среди множества других. На нем было напечатано слово «ФЛООН», под которым красовалось перо. И все, никаких призывов типа: «Куда вы хотите пойти сегодня?» или «Это то, что вам надо!» Только странная фамилия и переливающееся всеми цветами радуги перо на белом фоне. Увиденное чиркнуло мое сознание по касательной и не проникло в его глубины, потому что я был просто потрясен всем другим, происходившим в тот момент.
— «Цирк Территун». — Это было первое, что сказал мне Каз де Флоон, когда вспышка воспоминания прожгла мне голову и погасла, а я понял, что передо мной стоит он — собственной персоной.
— Простите?
— «Цирк Территун». Кто у них был ведущий? — Вот теперь он улыбался искренне. Только я не мог взять в толк, о чем он меня спросил.
— Простите, Каз, но вам придется дать мне контекст.
Улыбка его сразу погасла, он поджал губы.
— Я за честную игру, Фрэн. Признаю, вчера вы меня обставили с «Какао-топью» и чудо-собакой Могучим Манфредом. Но теперь отдайте и мне должное. Мне кажется, что с «Цирком Территун» здорово придумано. Так что, будьте добры, кто там был ведущий?
Он говорил с легким акцентом европейца, долго жившего в Америке. «Территун» он произносил как «Террор-тон»
[6]
.
— Так у нас, выходит, викторина о старых телешоу, Каз?
— Телешоу, реклама и прочее периода пятидесятых — шестидесятых. Вы же знаете, это моя страсть. Так что отвечайте на вопрос.
Вот уж не на того напал. Мальчишкой я четыре сотни лет перед теликом провел. Моя телекарьера началась, когда цветного изображения и дистанционного пульта и в помине не было. На телевизорах громоздились двурогие антенны. Когда картинка ухудшалась, ты начинал крутить эти рога или стучать по ящику. Каналов было всего семь, и все черно-белые. Каждое утро начиналось с пропагандистского шоу об армии США под названием «Большая картина» и заканчивалось религиозной передачей «Светильник ноге моей». Я знаю. Я там был.
— Вы это серьезно, Каз? Хотите соревноваться со мной один на один на знание старых телешоу? Проиграете.
— Вы тянете время. Отвечайте. — Странный у него был голос — в нем одновременно слышались угроза и насмешка.
— Извольте. Клод Кирхнер. — Я мог расслабиться. В эту игру я мог играть во сне и все равно утер бы ему нос. — Ну, это слишком просто. А как насчет вот этого: кто исполнял главную песню в «Уайетте Эрпе»?
— «Кен Дарби Сингерс», — выбросил он руку вверх. — Как звали напарника Янси Дерринджера?
Вокруг нас стали собираться люди. Флоон старался для них.
— Паху. Кто его играл?
— Экс Брандс. А кто играл напарника Циско-Кида? — Я скрестил руки на груди.
— Лео Карильо.
Самодовольная улыбка. Еще раз. Мне хотелось дать ему прямо по этой самодовольной улыбке. Ему не было нужды карабкаться в горы — он мог бы спуститься на веревке с вершин своего собственного «я». По его предложению мы оставили телепрограммы и перешли к спорту. Он в этом чертовски хорошо разбирался. Когда наше состязание по футболу, баскетболу и бейсболу закончилось вничью, я решил повысить ставки.
— А как насчет профессиональной борьбы, Каз? В те времена, когда Рэй Морган был диктором на Юлайн-Арене?
Флоон раскинул руки, этим театральным жестом предлагая мне начать.
— Назовите имена Великолепных кенгуру.
— Рой Хеффернан и Эл Костелло.
— Кто был партнером Муза Чолака в рестлинге?
— Могучий Атлас. Прошу вас, Фрэнни, за кого вы меня держите?
— А Скулла Мерфи?
— Брут Бернард.
— А откуда родом был сам Скулл?
— Из Ирландии.
Вопросы следовали за ответами все быстрее и быстрее, наши голоса становились все громче. Два старца в одинаковых костюмах ценой по десять тысяч долларов выкрикивали друг другу имена Скулла Мерфи, Хэйстэкса Колхауна, Фаззи Кьюпида. Этот нелепый поединок продолжался, пока он не упомянул Кукурузного Боба.
— Кто? — усмехнулся я, заслышав это глупое имя.
Мистер де Флоон не привык, чтобы над ним зубоскалили. Губы его искривились и заплясали, а руки прекратили всякую пляску.
— Кукурузный Боб. У него был такой мертвый захват, который называли «кукурузник».
Обычно я бываю терпелив с лгунами, они меня забавляют, но Флоон уже столько раз погладил меня против шерсти, что я стал его воспринимать как кусок наждачной бумаги.
— Врите больше!
В нашем уголке Вселенной внезапно наступила мертвая тишина. Глаза Флоона вспыхнули, но он не произнес ни слова. Я же думал о том, как мне удастся узнать тут что-нибудь, если я буду таким вот образом всех заводить?
Он потер нос.
— Значит, вы не верите, что был такой борец — Кукурузный Боб?
— Нет.
Молчание.
— Знаете, за что я вас люблю, Фрэнни?
— Ну?
— За то, что вы единственный мне перечите. У вас у одного духу хватает.
Напряжение исчезло из его голоса и из воздуха. Те из нашей группы, кто слышал, смотрели на меня с восхищением или завистью.
— Как звали собаку Бастера Брауна в рекламе обуви?
Он не собирался сдаваться, но мне это надоело.
— Тайг. Послушайте, у меня есть другой вопросик — что это за перо у вас на логотипе? Я его повсюду вижу.
— Ха-ха! Я должен отнестись к этому вопросу серьезно?
— Ну да. Хотелось бы это узнать.
— Вам хочется узнать, откуда взялось перо Флоона? — Ему все никак не верилось, что это не шутка. — Фрэнни, вы меня разыгрываете, да?
— Нет.
К моему немалому удивлению, отвечать он не стал, вместо этого пощелкал пальцами, привлекая чье-то внимание. К нам быстро подошла хорошенькая молодая женщина в костюме цыганки.
— Нора, боюсь, мистер Маккейб нынче не вполне здоров. У него проблемы с памятью. Попытайся ему помочь. Фрэнни, вы знакомы с Норой Путнам? Она наш врач.
