— Да уж понятно, — кивнул Майлнц. — Но мне и самому интересно, что там такое. Странная планетенка, если разобраться.
— Более чем, — скривился Ломакин. — И чего сюда лезть, спрашивается? Что-то мне в последнее время не нравится то, что наше начальство творит. Вот честно, после этого рейса уйду в отставку, надоело. Не верю я, блин, в их лозунги, слишком все внешне красиво. А что за этим стоит — никто не знает…
Офицеры говорили бы еще долго, но их прервал металлический голос, донесшийся из динамиков инфосистемы корабля:
— Лейтенанту Майлнцу срочно пройти на посадочную палубу № 2. Повторяю, лейтенанту Майлнцу…
— Ну все, ребята! — поспешил попрощаться упомянутый и вприпрыжку понесся к полетным палубам.
— Ни пуха ни пера! — пожелал ему вслед капитан Ломакин по обычаям своей родины.
— К черту! — бросил через плечо Майлнц, уже зная, как нужно отвечать на это пожелание.
На полетной палубе возле истребителя, как новогодняя елка увешанного разными непонятными приспособлениями, молодого офицера поджидали старпом и профессор Вархайт.
— Вы готовы, лейтенант? — поинтересовался последний.
— Так точно! — отозвался Курт, щелкнув каблуками.
— Хорошо, — кивнул старпом. — Стартуйте и идите к планете не спеша, на стандартной скорости сближения. С момента выхода на орбиту выполняйте все указания ученых.
— Есть!
— Удачи, лейтенант!
Курт поспешил забраться в кабину родного истребителя — любил он свой «Вихрь», чудная машина, послушная и надежная. Впрочем, молодой офицер хорошо летал на всем, что летало, порой даже на незнакомых моделях, не обучаясь предварительно водить их. И немало удивлял этим сослуживцев.
На самом деле выходец из крохотной немецкой колонии одного из миров Русского Сонма плевать хотел на цели Организации, которой служил. Он просто хотел летать. Дома можно было стать только пилотом атмосферных глайдеров, но это Курта никак не устраивало — он хотел свободы полета во всех направлениях, что возможно только в космосе. Причем только на истребителе. На гражданских судах не полетаешь как хочется, там либо хрупкий груз, либо капризные пассажиры. А военных флотов в их галактике почти не было. Только у Организации. Вот Курт и пошел служить ей, притворившись, что принимает их парадигму развития разума, хотя на самом деле считал, что стоит отпустить вожжи. Не пытаться управлять всем и всюду — смысла в этом, по мнению юноши, не было никакого. Впрочем, многие шли служить Организации просто чтобы заработать — платили здесь как нигде.
Осторожно подняв «Вихрь», Курт нежно погладил по пульту и, прошептав: «Малыш, ты молодчина!» — осторожно двинулся к диафрагме посадочной аппарели. Та распахнулась, и истребитель покинул крейсер, оказавшись в пространстве. Пилоту хотелось заорать от радости и сорваться в каскад головоломных трюков, но он сдержался — нельзя, не поймут, спишут, лишат полетов. Нужно делать вид, что он серьезен до потери сознания. Потому Курт и притворялся, что у него даже чувства юмора нет. Так было проще. Так к нему никто не приставал.
Бросив взгляд на медленно приближающийся покрытый редкими облаками шарик планеты Х243, Курт скривил губы — жаль, что не знает, как называют этот мир его обитатели. При воспоминании о них пилот тяжело вздохнул: руководство Организации ради своих целей просто разрушает жизнь бедняг. В одной из трех стран планеты, говорят, уже черт-те что творится, кровавый бардак, безвластие и прочие прелести тяжелых времен. Курта царапало по совести осознание, что и он каким-то боком причастен к этому. Но поделать ничего пилот не мог и успокаивал себя тем, что всего лишь хочет летать, при том прекрасно понимая, что все равно виновен.
Когда до нужной орбиты осталось пять километров, Курт сбросил скорость почти до ноля и доложил на крейсер. Оттуда передали координаты аномалии, в которой исчез зонд, и приказали приблизиться, насколько это возможно, и снять показания со всех установленных на зонд приборов. Пилот поежился, но двинул джойстик управления вперед — ему почему-то казалось, что с этого мгновения все в его жизни изменится.
Визуально аномалия не выглядела никак — пустое пространство. Однако гравиметр и другие сканеры буквально надрывались писком, сообщая, что здесь что-то не так, что здесь что-то есть. Курт подкрадывался к аномалии на мизерной скорости, поминутно сообщая о себе на крейсер и передавая данные сканирования. В душе горел азарт, адреналин бурлил в сосудах, он ожидал чего-то невероятного, не признаваясь в этом даже самому себе.
Двести метров… Сто… Пятьдесят… Десять… Два… Один… Вспышка света! Громовой удар по ушам! Встряска! И в глазах Курта потемнело…
Пришел в себя пилот как-то разом, мгновенно. Он распахнул глаза, взглянул вперед и замер с приоткрытым ртом. Потом протер эти самые глаза, которые его явно обманывали: того, что он увидел, не могло быть в принципе. Просто не могло! Ошарашенный Курт попытался связаться с крейсером, но связи не было.
Но красота окружающего была такова, что пилот не мог оторваться. Истребитель находился в сверкающем синеватым светом пространстве, а приборы безжалостно свидетельствовали, что вокруг на миллиарды километров — пригодная к дыханию атмосфера! Это что?! Это как?!
Курт повернул голову и увидел, что позади, впереди, по бокам, сверху и снизу плыли покрытые лесами, горами и озерами бесчисленные каменные обломки. А между ними вертелись туманные шарики, в которых пилот с ужасом и восторгом угадал планеты. Боже, тогда какого же размера эти каменные «обломки»?! Не сразу он обратил внимание, что вокруг скользят гигантские полупрозрачные то ли змеи, то ли драконы. То и дело от одного каменного острова к другому или к какой-нибудь планете протягивалась на мгновения сияющая дорога, едва видимая, но при этом явно бесконечно прочная — откуда-то Курт знал это. Тот тут, то там вспыхивали россыпи полупрозрачных разноцветных искр, из которых вылетало нечто бесформенное и тут же исчезало, словно растворяясь в окружающем.
Все вокруг пронизывала музыка, точнее, песня. Это было невозможно, но пилот слышал ее. И мало того, понимал слова. Громкость нарастала, казалось, невидимые музыканты отдают себя полностью, выкладываясь, как никогда и никто. Наверное, так могли играть и петь Безумные Барды…
Этот берег — твой!
Здесь не строят стен поперек дорог…
Этот берег — твой!
По осколкам звезд ты нашел его.
Этот берег — твой!
И осталась ночь где-то за спиной,
Этот берег — твой!
Этот берег — твой!
[20]
— «Это берег твой…» — повторил Курт, слабо улыбаясь. — Нет, не так: этот берег мой!
Он почему-то ощутил, что попал домой, что именно здесь он должен быть всегда. Но при этом людям здесь не место! Вот только как это совместить?.. Но почему-то пилот был уверен, что легко сможет сделать это. Может, потому, что он не совсем человек? Может, потому, что перестает быть человеком? Как ни странно, его это ничуть не волновало.
