Катя спустилась вниз, в вестибюль метро, а Оля с Наташей пешком прогулялись до “Южной”. Когда поехали по домам, Оля очень внимательно смотрела в окно вагона — не стоит ли кто на “Академической”? Конечно, платформа была почти пуста.
* * *
27 мая 2083 года, четверг
Селенград
— Я последний раз спрашиваю: кому ты говорила?
В гневе Цыганков был страшен. Лилька забилась в угол, плакала навзрыд, но больше от страха, чем от боли. Какая там боль, если он только раз дал ей пощечину и оторвал рукав от платья?
Блин, овца чертова, ему хотелось немилосердно искалечить ее. Но знал, что даже синяка не оставит. Не мог он допустить рукоприкладство и подвести Фильку, да и жалко ее было. И тем более он не мог позволить себе сорваться, что помнил про Моравлина.
Цыганков на всю жизнь запомнил тот взгляд этого чертова моралиста — во, даже фамилия созвучна! — когда тот узнал о том, что Цыганков на чемпионате искалечил соперника. И больше Цыганкову не хотелось такого. Очень неприятно. Блокада — конфетки по сравнению с этим. Что блокада? Дело обыденное, все всех на самом деле страхуют от глупостей. Говорят, Иосыч и Моравлина как-то блокировал. А вот такое презрение — это уже за рамками.
Моравлин. Цыганков сам чуть не рыдал, когда узнал, что для того поездка сорвалась окончательно. Блин! Даже он, антикорректор, располагавший помимо этого кучей полномочий от Фильки, не смог повлиять на группу. Взбунтовались, сволочи. Потребовали голосования. Результат — два голоса “за”, это Слободкин и Голикова, и двадцать один — “против”.
А Моравлин только усмехнулся. Сказал, что и сам уже давно расхотел. И вообще, у него тут дел полно. Вон, Поле мерцать взялось. Тут уж не до поездок. Тем более, Слободкина отправили в приказном порядке, он попытался было устроить демонстрацию протеста — тоже ж блокатор, почуял вмешательство антикорректора. Ну и кто остался бы, если б Моравлин поехал? Он же на сегодня сильнейший в области. И Цыганков ему поверил. Не потому, что так удобно, а потому что чувствовал — да, обидно, но на самом деле не столь уж важно.
Лилька стенала и причитала. Но выдавать, кому проболталась, не спешила. Цыганков начал орать, кидать на пол разные предметы, временами подбегая к Лильке и замахиваясь ногами. Лилька жмурилась и замирала, но в конце концов крикнула:
— Ну Рите я сказала, и что такого?!
Цыганков разом остыл:
— А кто такая Рита?
Лилька всхлипывала. Даже с красным от слез носом она все равно оставалась красивой, зараза.
— Рита Орлова, ты ее видел. С черными волосами, с роботехники, а раньше на военке училась.
Цыганков вспомнил. Действительно, видел. И часто. Она антикорректор, это Цыганков взял на заметку сразу. А вот на внешность внимания не обращал — а фиг ли тратить время на тех, кто явно не в его вкусе? Какая-то мужицки угловатая, с медвежьей походкой, на рожу ничего, только спать, знаете ли, приходится не с одной рожей. Тут лучше чтоб задница и сиськи качественными были, а рожа — уж какая прилагается.
— Давай, выкладывай.
— Я уже все сказала! — истерически выкрикнула Лилька.
Цыганков сходил на кухню, принес воды. Полстакана выплеснул Лильке в лицо, оставшееся вместе с посудой сунул в руки. Пусть попьет, успокоится.
— С какой радости ты ей вообще про стажировку сказала?
— Она спросила.
— Просто так?
Цыганков сменил гнев на милость. Заметил, что Лилька трясется в нервном ознобе, затащил ее на кровать, обнял, прижал к себе, начал укачивать. Лилька не сопротивлялась, приникла к нему. Цыганков подумал, что ему крупно повезло с несоответствующей дару психологией. Будь он антикорректором не только по режиму, но и по духу, — не было бы в его жизни самых простых радостей. А так — есть.
— Ну давай, рассказывай, — потребовал он уже совсем другим тоном.
— Вась, а это важно?
Он высокомерно промолчал. Лилька принялась торопливо излагать, и от того, что услышал, Цыганков то истерически ржал, то шалел от несусветной глупости Лильки. Правда, насчет последнего он вовремя опомнился: в Ритины россказни верили и весьма даже умные люди, порой и хитрые. Но — верили.
Если верить Лильке, получалось, что все началось со ссоры между Моравлиным и Ритой. Встречались они около трех лет, Моравлин все время вел себя как пай-мальчик, а тут чего-то стал Рите нервы трепать. По этому поводу Цыганков гомерически хохотал, чуть сам не расплакался. Ну не мог он представить, чтоб у Моравлина хоть когда-то был дурной вкус! Не говоря уже о том, что буквально всех его пассий Цыганков знал. Три года назад Моравлин сох по Алке Сердюковой, которая, хоть и антикорректорша подобно Рите, но зато красивая антикорректорша!
— Потом поссорились. Моравлин, чтоб досадить Рите, принялся крутить шашни с девчонкой из ее бывшей группы, — рассказывала Лилька. — Да ты ее знаешь, Олей ее зовут! Вот, а Рите, разумеется, на это наплевать было, потому что она встретила парня своей мечты. Из той же группы.
— Это кто же?
— Ты не знаешь. Пашка Котляков.
У Цыганков глаза на лоб полезли:
— Кто?! Котляков?!
— Ну да. У Риты с ним все в порядке, они уже живут вместе и поженятся, как только Академию закончат.
— Котляков с ней живет?! И собрался на ней жениться?!
— А что такого? — с вызовом спросила Лилька. — Они друг другу подходят. У них даже дни рождения одновременно: у Риты тридцатого ноября, а у него — третьего декабря. Представляешь, как здорово?
Цыганков, слегка обалдевший от этого расклада, только молча кивнул.
— А Моравлин Рите мстит. Познакомился с Пашкой и начал ему рассказывать, что Рита гулящая и все такое. Пашка, естественно, ревнует.
“А я бы бросил сразу, — подумал Цыганков. — Она ж действительно гулящая”. Тут он вспомнил окончательно, кто ж это такая. Про нее Фил рассказывал, мол, девка ненормальная. Якобы она со всеми парнями Академии по три-четыре года знакома, и все ее старинные друзья. Ее уже никто всерьез не воспринимает. Нимфоманка какая-то.
— Вот, и Рита решила отомстить Моравлину — провалить его на госнике. Я случайно проговорилась, что это бесполезно. Вась, на самом деле случайно! — Лилька посмотрела на него умоляющими глазами. — Я ей сказала только, что это Фил решает, кто в Америку поедет, и там уже давно все схвачено. А Рита разозлилась и сказала, что у ее старшего брата есть связи, и она добьется того, чтоб все по честному было. Я ее еле уговорила тебе не вредить!
— Я б ей навредил, — пробормотал Цыганков. — Хотя она и так получит. Если б не она, я б сейчас уже в Америке был. Слушай, а что за старший брат?
— Не знаю.
Про этого старшего брата Цыганков тоже слышал, только не от Фила, а от роботехников. Парень обладал какими-то президентскими возможностями, но при том его никто никогда не видел.
