По— своему они ее любили. Как любят дети воспитательницу в младших классах школы или первую настоящую учительницу. И Оля всегда чуть-чуть оттаивала, когда первокурсники принимались резвиться вокруг нее, как щенята. Они делились своими проблемами и пытались принять посильное участие в ее жизни.
Тогда она полперемены потратила, рассказывая им про все традиции факультета. Ее слушали, раскрыв рты. Оказалось, им никто ничего подобного не рассказывал. Оля удивилась и вспомнила, как сама ровно год назад приобщилась к такой загадочной, инопланетной жизни старших курсов.
А к четвертому курсу она так и не собралась. Встретила под конец обеда Робку, вспомнила, что на третьей паре ее ждет зачет по САПРу, и носиться по Академии нежелательно. Отдала все Робке. После уроков встретила в коридоре Илью, он прошествовал мимо, как не увидел, — с гордо поднятой головой, прям король. И больше с ней не разговаривал. Ну и черт с тобой, подумала Оля, хотя было неприятно: ощущала себя рыбой, бьющейся об лед. Нет, не рыбой — мухой. На стекле. И вот она, свобода, видно же, и не достать.
Филька вернулся скоро, вместе с мужчиной лет тридцати. Оказалось, выпускник Академии. И было ему не тридцать, а двадцать два. Просто он по распределению попал на Венеру. Там условия такие, что состарился мгновенно. Рассказывал такие ужасы, что Оле стало сильно не по себе.
— Ну как, еще не передумала на Венеру ехать? — спросил потом Филька.
После звонка Оля дождалась Наташу, и вместе они отправились в спорткомплекс. Немного опоздали, уже началось построение. Мимо прошел Цыганков.
— Походка, как у Буратино, — заметила Наташа.
Оля хихикнула: очень точно. И не преминула сказать:
— Зато фигура хорошая.
Он действительно был сложен как Аполлон в русском переводе: плечи намного шире, чем у какого-то грека. И ноги длинней.
По сравнению с прошлым годом зрителей было раза в четыре больше. Оля порадовалась: в этом была и ее заслуга. На скамейке рядом с ней с одной стороны сидела Рита, с другой — Наташа и девочки из В-1011. Они просто больше никого тут не знали, жались к Оле, как к старшей сестре.
Оля восхищалась ребятами из своей группы. Они все как на подбор: рослые, узкобедрые и прямоплечие, как будто их прислали сюда с соревнований по гимнастике. Участники состязаний высовывались из колонн, приветственно махали своим болельщикам. Цыганков вышел, постоял с Лилькой, потом направился к Оле. Невозмутимо отпихнул Риту — та слова не сказала, — уселся, принялся поправлять застежки на кроссовках. Моравлин пару раз осторожно выглянул, но как только замечал, что Оля смотрит в его сторону, тут же отворачивался. Цыганков справился с застежками, встал в строй.
К середине состязаний Оля вдруг почувствовала что-то не то. Она не могла сформулировать, что ее беспокоило. Она как будто в двух мирах очутилась. Точней, провалилась в колодец, и звуки реального мира доносились то глухо, то слишком гулко. Она изумленно повертела головой, взгляд наткнулся на колонну ребят из группы. Земляков, Ходжаев, Черненко, Карпатов, Котляков, Лосев… нет, далеко. Карпатов. Да, Карпатов. Оля вгляделась пристально, до рези в глазах. Ничего. Отвернулась — и поймала! Попробовала снова. Как раз в момент поворота, когда картинка на краю зрения начинает размываться, это стало видно. Полупрозрачное кольцо, кажется, темное, над головой. Если смотреть прямо, ничего не видно, только понимаешь, что там есть что-то страшное.
Оля не заметила, как насторожился Цыганков, как толкнул локтем Моравлина, показывая на нее. И Илья не отворачивался, только взгляд у него был холодный, вприщур. Это Оле потом Наташа рассказала.
Последним состязанием был челночный бег. Всего-то проблема: добежать до противоположной стены, коснуться ее, вернуться и коснуться ладони следующего бегуна. Оля вдруг поняла, что тут-то это кольцо блуждающей смерти над головой Карпатова и проявится. Бесцеремонно растолкала участников, ничего не говоря, схватила за локоть Карпатова и поставила его самым первым. Кажется, кольцо исчезло. Павел посерьезнел, протянул было руку остановить ее, но передумал. Наташа потом сказала, что он понимающе переглянулся с Моравлиным.
Когда Карпатов уже приготовился, Оля вскочила с места. Кольцо на мгновение мелькнуло совсем ярко! Рядом с ней на скамейку плюхнулся Цыганков, а напротив — Моравлин. Оля их не заметила.
Карпатов миновал середину зала, и тут Оля увидела. Метр до стены, скользко, падает, головой об стену, кровь, санитары, накрывают его простыней с головой, так возят только трупы…
— Сто-о-ой! — закричала она, разрывая легкие.
Цыганков вдруг повис у нее на плечах, сбивая с ног, повалил на пол, и к ней несся Робка Морозов, выскочивший из своей колонны… Но она успела увидеть, как все полыхнуло белым, и Карпатов упал.
Все остальное ей рассказала Наташа, потому что Оля на секунду выключилась. Когда мигнул свет, Карпатов от неожиданности споткнулся метрах в четырех от стены, по инерции пролетел вперед, успел выставить руки. Скорость была такой, что левую руку он сломал, торчали осколки кости.
Оля тяжело дышала и кашляла. Цыганков прижимал ее плечи к полу.
— Ну и долго на мне сидеть будешь? — возмутилась она. — Понравилось, что ли?
— Сказал бы я тебе, красивая, что именно мне нравится…
— Лильке говори.
Оля высвободилась. Ей хотелось пить. Ну правильно, ее еще отец Ильи предупреждал, что когда она вот так видит будущее, потом надо пить и фрискалом закусывать. Флакон она носила с собой. Взяла свою сумку и отправилась на поиски автомата с питьевой водой. Нашла этажом ниже. Присосалась как верблюд после перехода через пустыню. Когда вернулась в зал, суета уже спала. Около Карпатова возились медики. Ему вкололи обезболивающее и прямо на месте вправили кости. В гипс закатают в больнице.
Чуть подальше на корточках сидел Павел и рассматривал пол. Провел пальцем по тому самому месту, где, как Оля видела, Карпатов должен был поскользнуться. На пальце остались масляные следы. Откуда тут взялось масло?! Тут же Оля вспомнила: пока перестраивались для челночного бега, тут прошел слесарь — в женской раздевалке батарею прорвало. И слесарь что-то уронил. Наверное, масленку. Никто и не увидел, что из нее вытекло чуть-чуть масла, оно ж бесцветное, а пол лакированный, блестящей пленки масла на нем не видно.
Павел поднял голову, снизу вверх с нескрываемым восхищением посмотрел на Олю:
— Ну, ты даешь!
Рита, вертевшаяся тут же, с улыбкой, но недружелюбным тоном заметила:
— Если б ты не заорала, ничего бы не было.
Оля опешила. Ей и в голову не приходило, что в случившемся обвинят ее. У нее внезапно закружилась голова. Опять направилась к автомату. Наглоталась под завязку и еще налила в литровый стакан, взяла с собой. Без нее успели закрыть состязания, она вернулась к самому главному моменту: объявлению результатов.
