Но в тот же миг я начала подмечать и другие, значительно менее приятные театральные эффекты. На столе возле локтя актера, под лампой, стояли на две трети опустошенная бутылка турецкого джина, графин с водой и два стакана. А сэр Джулиан разговаривал сам с собой – декламировал строки из «Бури», в которых Просперо топит свои книги. Он говорил тихо – разговор старого волшебника то ли с самим собой, то ли с небесными силами, от чьего королевства он отрекается. Никогда не слышала, чтобы он произносил этот монолог лучше. И если бы кто-то захотел узнать, многого ли стоит совершенная техника в сравнении с упорным еженощным трудом перед рампой, то ответ он мог бы найти здесь. Вряд ли сэр Джулиан сознавал, что произносит. Он был очень пьян.
Едва войдя в комнату, Макс резко остановился. Я замерла у него за спиной и расслышала, как он тихонько пробормотал что-то себе под нос. Потом я увидела, что сэр Джулиан не один: из глубокой тени за лампой вырос Адони. Как и Макс, он был в рыбацком свитере и башмаках – грубой одежде, лишь подчеркивавшей его потрясающую красоту. Однако лицо юноши осунулось от беспокойства.
– Макс... – начал он, шагнув вперед, но тут же осекся, заметив меня и состояние, в котором мы оба находимся. – Так это были вы? Что случилось?
– Ничего особенного, – коротко ответил Макс.
Сейчас было не самое подходящее время, чтобы придирчиво выбирать слова – или обижаться на них. Это стало еще более очевидно, когда Макс шагнул к свету и я впервые за вечер отчетливо разглядела его. Все напористое возбуждение, навеянное недавней маленькой интерлюдией в море, мгновенно исчезло; сейчас он выглядел не только встревоженным, но и сердитым и пристыженным, а еще – до предела измотанным. Левую руку он засунул глубоко в карман. Запястье было обмотано какой-то грязной тряпкой – наверное, носовым платком, – испачканной кровью. Сэр Джулиан повернул голову.
– А, Макс...
Тут он заметил меня, и рука, поглаживавшая кота, приподнялась изящным, заученным жестом, выглядевшим столь же естественно, как само дыхание.
– «Ах! Вот богиня»... Нет-нет, это мы уже говорили, верно? Но как чудесно видеть вас снова, мисс Люси... Простите, что не встаю: кот, сами понимаете... – Голос его неуверенно оборвался. Похоже, сэр Джулиан смутно осознавал, что ему требовалось бы более сильное оправдание, чем кот. Губы его изогнулись в улыбке, такой расплывчатой, что от нее делалось не по себе. – Я тут слушал музыку. Не хотите ли...
Рука его не слишком твердо двинулась к выключателю стоявшего рядом на кресле магнитофона, но Адони быстро нагнулся и с какой-то ласковой греческой фразой накрыл кнопку ладонью. Сэр Джулиан оставил попытку и снова откинулся на спинку кресла, кивая и улыбаясь. С болезненным состраданием я заметила, что кивок перешел в дрожь, унять которую старому актеру стоило большого труда.
– Кто здесь был, отец? – спросил Макс.
Сэр Джулиан поглядел на него и отвел взгляд, который на менее примечательном лице можно было бы назвать уклончивым.
– Кто здесь был? А кому тут быть?
– Ты знаешь, Адони?
Молодой садовник пожал плечами.
– Нет. Когда я вошел, он был уже такой. Я и не знал, что кто-то должен был зайти.
– Не должен. Полагаю, когда ты вошел, он был один? Вряд ли ты бы иначе подал мне сигнал «путь свободен». – Макс опустил глаза на отца, который, не обращая ни малейшего внимания на их беседу, снова удалился в свой личный мир, затуманенную джином даль, освещенную пылающими углями и овеянную дымкой поэзии. – Хотел бы я знать, отчего он вернулся? Он тебе не говорил?
– Сказал что-то насчет того, что Михаэль Андиакис заболел, но у меня не было времени вытянуть из него что-нибудь еще. Он говорил совсем бессвязно... Все время порывался включить музыку. Кстати, когда я поднялся к дому, магнитофон работал. Я перепугался – решил, что с ним кто-то есть.
– Ну, кто-то с ним, безусловно, был. – Голос Макса звучал сдавленно и угрюмо. – Он не говорил, как добрался сюда из города?
Адони покачал головой.
– Я уже подумывал позвонить Андиакису домой и спросить, но в такой поздний час...
– Нет, конечно нельзя. – Макс наклонился над креслом отца и заговорил с ним ласково и отчетливо: – Отец, кто сюда приходил?
Вырванный из мира грез, сэр Джулиан поглядел вверх, сосредоточился и ответил с достоинством:
– Надо было кое-что обсудить.
Произношение его звучало столь же безукоризненно, как всегда, разве что сейчас было слышно, каких усилий ему это стоит. Руки его недвижно лежали на спине кота, и опять-таки было видно, как жестко он их контролирует. Ровно то же самое происходило и с Максом, который изо всех сил обуздывал себя, но я видела, каких стараний стоил ему терпеливый тон. Глядя на них, я ощутила такой прилив любви и сострадания, что мне казалось – именно эти чувства, а вовсе не мокрая одежда заставляют меня дрожать.
– Само собой, – рассудительно пояснил сэр Джулиан, – мне пришлось пригласить его зайти после того, как он подвез меня. Очень мило с его стороны.
Макс с Адони переглянулись.
– Кто это был?
Никакого ответа.
– Он не станет отвечать на прямой вопрос, – сказал Адони. – Это бессмысленно.
– Надо попытаться. Мы должны узнать, кто это был и что он ему сказал.
– Сомневаюсь, чтобы особенно много. Он и мне-то ничего не говорил, только все пытался включить магнитофон и по сотому разу пересказывал легенду, к которой ты пишешь музыку, ну, знаешь, ту старинную историю про остров, которую любил рассказывать Миранде и Спиро.
Макс откинул со лба прядь мокрых волос. В его жесте сквозило почти что отчаяние.
– Надо выяснить теперь, пока он все не забыл. Он ведь прекрасно знал, куда мы отправляемся. И сам согласился держаться отсюда подальше. Боже мой, я был уверен, что теперь ему уже можно доверять. Думал, с Михаэлем он будет в безопасности. Какого дьявола он приехал домой?
– Дом там, где сердце, – вставил сэр Джулиан. – Когда умерла моя жена, дом стал пуст, как огромная королевская кухня, когда в ней не горит очаг. Люси знает, правда, моя дорогая?
– Да, – кивнула я. – Макс, мне уйти?
– Нет, пожалуйста... если ты не против. Если сама хочешь остаться. Отец, послушай, теперь все хорошо. Здесь только я, Адони и Люси. Ты можешь нам все рассказать. Почему ты не остался у Михаэля?
– Бедный Михаэль разыгрывал очень интересную партию, гамбит Стейница, и я в первые же несколько минут потерял ладью. Вы играете в шахматы, дорогая?
– Знаю ходы.
– Пять ходов, и все было бы кончено. Белые начинают, и через пять ходов мат. Заранее ясно. Но тут у него случился приступ.
– Какой приступ? – спросил Макс.
– Я и не думал, что у него сердце не в порядке, ведь он никогда не пьет. Я вполне понимаю, что ты именно поэтому и любишь, чтобы я навещал Михаэля, но уверяю тебя, если выпивать понемногу и время от времени, и только за здоровье друзей, то вреда ни малейшего. Мое сердце, например, крепко, как колокол. Как колокол. Сердце человека, – добавил сэр Джулиан с таким видом, словно решил сменить тему беседы, – там, где его дом. Доброй ночи.
