— А вы?
— Я побегу за тобой. Но если что-нибудь... случится, не жди меня, беги вверх, к вершине, потом вниз по склону, постучись в ближайший дом и попроси отвести тебя в полицейский участок в Тононе. Расскажи, кто ты такой и что произошло. Хорошо?
Глаза его лихорадочно блестели и казались еще больше. Он молча кивнул.
Повинуясь внезапному импульсу, я наклонилась и поцеловала его.
— Ну а теперь, бурундучок, — сказала я, открывая дверь, — беги что есть силы!
Не было никаких неожиданностей, без всяких помех мы выскользнули из хижины и добежали до гребня горы. Бежали мы очень быстро, но наделали много шуму. Остановившись, чтобы передохнуть, мы огляделись и пошли дальше по склону все еще быстро, но гораздо осторожнее.
Остановившись у края просеки, мы притаились за ореховым кустом и оглядели склон. Просека шла по-прежнему прямо и была совершенно пуста. На дальнем ее краю густые деревья обещали надежную защиту.
Мы перебежали просеку. Лесные голуби с шумом взлетали с верхушек сосен. Мы зашли в молодые заросли лиственниц и елей, еще не прореженных, и нам приходилось руками отбрасывать ветки, чтобы они не попали в глаза.
Лес еще хранил влажную прохладу раннего утра, и с ветвей брызгала роса. Скоро мы совсем промокли, но упрямо пробирались по длинному северному склону, который, как я надеялась, в конце концов приведет нас к шоссе или проселочной дороге, ведущей в Тонон.
Пещеру нашел Филипп. Я шла перед ним, придерживая упругие ветки, чтобы ему легче было пройти. Вдруг, пробившись сквозь влажную стену елей, я оказалась у края гладкой скалы. Это был небольшой утес, поднимавшийся над молодыми деревьями, словно нос корабля. Лес расступался перед ним, словно речные воды, и тек по обе его стороны, давая дорогу каменному выступу, заросшему зеленым мхом и глядевшему прямо в небо. Слышалось журчание лесного родника.
— Осторожно, Филипп, — сказала я. — Здесь крутой спуск. Пройди стороной. Вон там.
Он послушно скользнул вниз. Я последовала за ним.
— Мисс Мартин, тут пещера!
— И родник, — облегченно вздохнув, ответила я. — Думаю, мы сможем здесь напиться и отдохнуть, как ты думаешь?
— А завтрак? — мечтательно сказал Филипп.
— О господи! Ну конечно! — В спешке, стараясь как можно дальше уйти от Бернара, я совсем забыла о еде и только сейчас поняла, как хочу есть. — Сейчас и позавтракаем.
Строго говоря, это была не настоящая пещера — просто сухой уголок под каменным навесом, который защищал от утреннего лесного холодка и — что еще важнее — создавал иллюзию безопасности. Мы ели молча. Филипп был целиком поглощен завтраком, но я прислушивалась каждый раз, когда мне казалось, что слышу что-нибудь, кроме шороха листьев и журчания родника. Но кругом было тихо. Визгливый крик сойки, звучное падение капель росы с влажных веток, хлопанье крыльев голубя, лепет родниковой струи возле нас... все эти звуки словно ткали покров тишины, охраняющей нас.
И вот взошло солнце, словно огнем охватившее верхушки лиственниц.
Может быть, это звучит глупо, но я почти наслаждалась прелестью утра. В солнечном свете все преобразилось как по мановению волшебной палочки. Он лился с неба, горячий и яркий, и серая лесная сырость испарялась, образуя полосы тумана, который поднимался все выше, и лиственницы заблестели темно-зеленым пламенем, а маленькие еловые шишечки заалели среди опущенных ветвей. Повеяло ароматом влажной хвои. Мы не спешили; мы оба устали. Мы шли не по дороге, и Бернар мог напасть на наш след только случайно. К тому же в столь чудесное утро трудно представить себе, что существует такая вещь, как преступление. Можно считать, что кошмар кончился. Мы свободны, на пути в Тонон, и сегодня вечером приезжает мсье Ипполит... А пока солнце и лес придавали нашей отчаянной авантюре невинное очарование пикника.
Взявшись за руки, мы медленно брели по лесу. Среди старых посадок путь был легче. Здесь деревья были высокие и стояли на большом расстоянии друг от друга, между ними косыми снопами прорывались сверкающие солнечные лучи, освещая кучи засохшего прошлогоднего мха и свежие зеленые мшистые лужайки. Эхом отдавался трепет крыльев лесных горлиц, покидавших насиженные места и взмывавших в голубизну неба.
Наконец мы увидели перед собой ярко освещенный солнцем зрелый лес. Он кончался резко, как крутой утес, омываемый целым морем молодых посадок пихты — лесных младенцев, выступающих во всей красе розоватых стволов и иголочек, светло-зеленых и мягких, как дикий щавель. Они рассекали старый лес полосой шириной не меньше чем семьдесят ярдов. Между стволов уже показалась изумрудно-зеленая трава, прорвав покров желтых прошлогодних листьев. На тоненьких, как детские ручки, ветках розовые почки казались особенно пухлыми.
Там, где кончались высокие деревья, мы снова остановились, не сразу решившись выйти на открытое пространство. Группы саженцев словно стекали вниз по склону в своем темном обрамлении, погружаясь в синюю тень, еще лежавшую в глубине долины Дьедонне. Глядя в этом направлении, я видела ровные поля, где пасся скот, полосы плакучей ивы, отмечающей извилистый путь реки, россыпь домиков, ферму, где кто-то, казавшийся совсем крошечным на таком расстоянии, стоял, окруженный целым роем движущихся белых пятен, — наверное, это были куры.
На склоне никого не было. Вездесущий лесной голубь летал высоко над верхушками деревьев, оседлав голубое пространство неба, словно катался на волнах; взмывал словно в экстазе и нырял, откинув назад крылья, выпятив грудь навстречу теплому ветру.
Кроме него, все было неподвижно. Мы нырнули в полосу молодых пихточек — Филиппу они были по грудь. Зеленые как трава пучки иголок, словно перья, мягко касались наших рук и коленей; они пахли нагретой смолой. Вдруг Филипп остановился.
— Посмотрите, — прошептал он.
Я увидела лисицу, которая шмыгнула рыжей тенью в самую чашу. Добежав до леса, она остановилась и оглянулась, подняв переднюю лапу и насторожив уши. Солнце горело алым на ее шкуре. Ее шелковистая шерсть блестела вдоль спины, как золото. Потом она скрылась из виду, и лес снова принадлежал нам одним.
Все утро нам сопутствовала удача, словно по велению доброй феи из волшебной сказки. Иногда мы почти забывали, что заставило нас совершить это путешествие.
Мы шли медленно, с частыми остановками, иногда делая крюк, который поневоле отдалял нас от цели. Наконец к полудню мы вышли на дорогу, которую искали. Она вилась между крутых склонов, высоко над долиной, вдоль которой проходила главная транспортная магистраль на юг. Последний наш переход мы совершили крутой каменистой тропинкой, по бокам которой росли колючие кусты. С чувством облегчения я перелезла через проволочную изгородь и кое-как пробралась сквозь сухие кусты куманики, маскировавшие придорожную канаву.
Удача заставила нас забыть об осторожности. Оказавшись на мощенной гравием дороге и повернувшись, чтобы помочь Филиппу, я вдруг услышала почти рядом с собой какой-то металлический звук, скрип тормозов и метнулась в сторону, как загнанная лань.
