Пока я ищу ее взглядом, передо мной появляется Леонардо. Он садится рядом, продолжая вопросительно смотреть на меня.
– Ну что, тебе понравилось? – спрашивает он.
– Да, очень, – я одергиваю платье, пытаясь заставить его выполнять свою функцию – прикрывать меня.
– Ты ела?
– Да, немного…
– Немного? – он смотрит на меня с возмущением.
– Ну-у… Просто я вегетарианка уже много лет.
– Понятно, – улыбается.
Что такого смешного в том, что я вегетарианка?! Пытаюсь сменить тему разговора.
– Ты знаешь, мне понравилось представление. Из твоих рук выходят произведения искусства, они такие красивые, что даже жалко их есть.
Он склоняет голову набок.
– А кто сказал, что красивые вещи нельзя есть? – говорит он, окидывая меня странным двусмысленным взглядом. – Чем красивее то, что я вижу, тем больше мне хочется это попробовать.
– А кто сказал, что красивые вещи нельзя есть? – говорит он, окидывая меня странным двусмысленным взглядом. – Чем красивее то, что я вижу, тем больше мне хочется это попробовать.
Почему у меня ощущение, что это он обо мне? Внезапно он берет меня за руку и поднимается.
– Пойдем. Я хочу, чтобы ты попробовала что-то особенное!
Он тащит меня за собой на несколько метров вперед, к столу, уставленному разнообразными видами рома и шоколада.
– Я их только что приготовил, – Леонардо берет с одного из подносов шоколадное пралине с вырезанными на нем ажурными узорами цветов (на первый взгляд это похоже на драгоценное украшение). Подносит к моему рту. – Давай! – убеждает он меня с убийственным взглядом.
Открываю рот и чувствую, как шоколад разламывается на зубах, высвобождая сладкий крем с апельсиновыми нотками. Удерживаю языком этот восхитительный вкус, сладостно разливающийся по всему телу.
– Он потрясающий!
Смотрю на Леонардо беззащитным взглядом. Думаю, у меня на лице сейчас выражение как после оргазма. Надеюсь только, что это не очень заметно.
– Я поместил туда кое-что, с чем ты уже хорошо знакома, – доверительно сообщает он мне с лукавой улыбкой.
Я в изумлении распахиваю глаза. Кажется, я поняла, что он имеет в виду.
– Да-да, сок граната, смешанный с апельсиновым экстрактом и цветами померанца, – он проводит пальцем по моей верхней губе, будто смахивая остатки шоколада.
Боже! Похоже, Гайя права – он подкатывает ко мне. Я внезапно вспоминаю о ней и начинаю рыться в сумочке в поисках мобильного. Леонардо наблюдает за мной со снисхождением.
– Если ты ищешь Гайю, то я видел, как она уходила с Якопо, – предупреждает он меня. – И не думаю, что она вернется, – добавляет он с довольным видом.
– Она что, оставила меня здесь одну?
– Ты не одна, а со мной, – поправляет он, нахмурившись. Если это было сказано, чтобы успокоить, то прием не сработал. Одна часть меня польщена его интересом, а другая напугана до смерти и норовит сбежать сию же минуту.
– На самом деле уже довольно поздно, – замечаю с нервной улыбкой. – Мне пора.
– Я тебя провожу.
– Не стоит, у тебя, наверное, здесь еще много дел.
– Обойдутся и без меня!
Он закрывает вопрос решительным жестом руки.
– И потом, мне просто нужно пройтись.
В его глазах загорается удовлетворение хищника, сжимающего жертву в зубах.
Я попалась.
* * *
Большую часть пути мы проходим в молчании, по запутанным улочкам, которые я знаю как свои пять пальцев и, несмотря на темноту, двигаюсь по ним с ловкостью кошки. Ужасно болят ноги, но я стараюсь не показывать этого, изо всех сил изображая уверенный шаг.
Улица пуста, с каналов поднимается густой пар, проникающий в ноздри и пробирающий до костей. Внезапно перед нами предстает собор Фрари
[23]
– так неожиданно, словно кто-то только что выстроил его в одну минуту.
Я киваю на церковь.
– Там внутри находится мое самое любимое произведение Тициана, – говорю, желая заполнить неловкое молчание, – иногда я укрываюсь здесь и смотрю на него. Мне кажется, его творение меня вдохновляет.
– Давай зайдем, посмотрим? – предлагает Леонардо.
– Это невозможно – по ночам все закрыто.
– По-моему, это не проблема, – улавливаю в его голосе отзвук возбуждения.
За секунду Леонардо находит дверь черного хода, ведущего в ризницу, и без особых усилий открывает ее, а затем проскальзывает внутрь, увлекая меня за собой. Ну почему я никогда не могу сказать ему «нет»? Я боюсь, что сработает сигнализация или кто-нибудь нас увидит. Чувствую себя возбужденной, и вместе с тем мне очень страшно.
Из ризницы проход через боковое крыло выводит нас к центральному алтарю, над которым расположено « Вознесение Богородицы». Несмотря на полную темноту внутри, подсветка над алтарной картиной осталась включенной, а заодно, наверно, и камера охраны. Прекрасно! Меня арестуют за осквернение святыни.
– Вот эта картина, – говорю, стараясь ни о чем не думать.
– Она огромная. Не ожидал, что она таких размеров.
– Да, высотой почти семь метров.
Леонардо смотрит с восхищением.
– Очень сильное впечатление, много красного.
Я киваю.
– Тициан сделал рискованный для своего времени шаг: никто до него не рисовал Возносящуюся Марию в красном облачении.
– Так вот почему она тебе так нравится?
– Не только… Дело в общем напряжении, которое пронизывает картину по вертикали, – объясняю, изображая руками направление действия на картине. – Видишь вон того, повернувшегося спиной, апостола? Такое ощущение, что он рвется в воздух, вверх к небесам.
– Так вот что ты видишь.
– Да.
Мы стоим плечом к плечу, и это прикосновение пробуждает во мне дрожь возбуждения. На мгновение встречаюсь с ним взглядом, но сразу же поворачиваюсь к шедевру Тициана, продолжая объяснять:
– Здесь есть еще одна интересная деталь. Если посмотреть внимательно, лицо Девы озарено не полностью – в знак того, что она еще не вознеслась на небеса: тень – это намек на земную сущность, которой Мадонна останется верна до самого конца восхождения.
Леонардо кивает, молча разглядывая алтарный образ, может, его и правда интересует то, что я рассказываю. Мне бы хотелось знать, что у него в голове. Видно, что он что-то обдумывает, но я не решаюсь спросить.
