— И запомните еще одно, — монотонно добавляет мужчина. — Если вам в какой-либо момент захочется все остановить, произнесите: «Морфей».
— Что?
— Если вдруг вам… будет некомфортно, вы должны громко сказать: «Морфей». Если вы не сможете говорить, хлопните три раза в ладоши.
Так вот. Слуга закрывает первую дверь и оставляет меня одну. В отдалении слышу приглушенные звуки музыки. Пение хора прекрасно, мелодия будто льется сквозь века, живая, но умиротворенная, некое подобие литургии.
И звучит она очень кстати. Как в мире этой великолепной музыки может произойти что-либо плохое?
Икс, просто сними одежду. И все. Мне нужно снять одежду.
В мерцании свечей я освобождаюсь от футболки, кроссовок «Конверс», белых носков и джинсов. Оделась я так, как мне сказали. Единственная моя прихоть — белье. Я выбрала очень красивые трусики. Зачем? Может, я всего-навсего подозревала, что большей части одежды на мне не будет, так что и не стоило тратить на нее время.
И вот я полностью обнажена.
Простое шелковое платье, что мне дали, весит не более трех унций. Я как на Луне. Мгновение любуюсь аккуратными строчками, а потом надеваю наряд через голову. Тонкая материя с аристократическим вздохом спускается до колен. Шелк изумительный, такой мягкой и дорогой ткани я еще не встречала.
В неровном свете платье напоминает огненно-оранжевое, почти красное зарево. А еще оно прозрачное. Отчетливо виден треугольник внизу живота, гладкий после депиляции воском.
Я не смогу. Просто не смогу. Уступая робости, я вновь натягиваю черные кружевные трусики, затем закрываю глаза и считаю до семи.
Успокойся, Икс, успокойся.
Такое чувство, будто в горле песок, ладони увлажнились от нервного напряжения. Полированный паркет холодит голые ступни. Я открываю дверь-обманку, спрятанную в красной стене.
Делаю шаг внутрь.
За порогом очень странный свет: непрерывное мерцание, нескончаемый вихрь отблесков. Поначалу ничего не понимаю, и лишь через несколько секунд меня осеняет: я в фарфоровой комнате.
Изучая историю Неаполя, я читала про такие комнаты — фарфоровые кабинеты. Они были созданы самыми богатыми представителями знати на пике славы и могущества города. Безумно непрактичные, почти неподлежащие уборке, однако неповторимым образом очаровательные. Белый фарфор стен и потолка украшен дикими нарциссами и извивающимися синими морскими драконами, также сделанными из фарфора. Комната освещается канделябрами из дерева и серебра. Четверо слуг — из плоти и крови — держат их в руках.
Проверяю еще раз. В каждом углу комнаты вижу симпатичного молодого человека в униформе. Вероятно, это ливрея семьи Роскаррик. Слуги неподвижно смотрят прямо перед собой, а не на меня. Единственный свет в комнате исходит как раз от их канделябров.
Посреди комнаты, спинкой ко мне, стоит огромный деревянный стул, без каких-либо прикрас. Он возвышается, как трон для короля Темных веков. Воздух пронизан музыкой, которая льется из невидимых колонок: призрачная, божественная, эротичная.
— Икс, подойди, — доносится от стула голос Марка.
Я рада, что не сняла трусики. Иначе под этой прозрачной тканью я была бы совершенно голой. Босоногая, обнаженная, стыдливая, как девушки с фресок на Вилле мистерий. От прохладного воздуха фарфоровой комнаты мои соски твердеют. Как бы я ни противилась себе, все равно прихожу в возбуждение. Постыдно. Но это так.
Обхожу стул и останавливаю взгляд на Марке, его лицо спрятано в тени, виден лишь благородный профиль.
— Не смотри на меня.
— Что мне надо делать?
— Нагнуться, Икс.
— Что?
— И лечь мне на колени. Первая из мистерий являет собой обыкновенное подчинение, публичное. Я отшлепаю тебя перед моими слугами.
Мне хочется засмеяться, однако обстановка не располагает к шуткам. Возмутительно! Он собирается меня отшлепать? Перед слугами?
Ну уж нет!
— Ты можешь уйти. Или подчиниться.
— Марк…
— Ты должна обращаться ко мне Celenza. Во время мистерий ты можешь называть меня лишь Celenza.
— Марк…
— С итальянского это переводится как «ваше превосходительство», а первая буква произносится как «ч». Так что либо зови меня Celenza или сир, либо уходи. Со всеми вытекающими последствиями.
Хочу убежать отсюда. Феминистка внутри меня приказывает немедленно уйти. И все же — признаюсь — я отчасти желаю, чтобы Марк отшлепал меня. Я ли это? Может, всему виной опьяняющая музыка, мерцание свечей и фарфоровой комнаты? Или же я всего-навсего испытываю к Марку страсть и соглашусь на что угодно?
Голова идет кругом. Мне хочется, чтобы кто-то решил все за меня. Хочется подчиниться. Лишь бы скорее все закончилось.
— Celenza, — произношу я, сама не веря своему поступку, — отшлепай меня.
Мое тело напряжено. Подхожу ближе к Марку и ложусь ему на колени, лицом вниз. Босые ступни зависли в воздухе, одной рукой упираюсь в пол, чтобы сохранить равновесие. Чувствую на себя взгляды слуг. Но меня это сильно не заботит. Ох, как же это возбуждает и в то же время невероятно тревожит. Я возмущена, и все же между ног я такая влажная…
Марк с нежностью задирает юбку моего шелкового платья и цокает языком.
— Так-так, Икс, — неодобрительно произносит он.
— Celenza?
— Трусики?
— Я всего лишь… Я не…
Не дожидаясь объяснений, он начинает стягивать мои лучшие трусики от «Викториас сикрет». С темными кружевными оборками. Я инстинктивно тянусь к ним рукой и останавливаю Марка, ведь на меня смотрят мужчины, конечно же, они не должны ничего видеть, но мое запястье хватает крепкая рука.
— Икс, ты должна разрешить мне, — говорит Марк.
Я хочу, чтобы он остановился. Я хочу, чтобы он продолжал. Я хочу его!
Закрыв от стыда глаза, я убираю руку. Тело вибрирует от возбуждения. Почему?
— Celenza.
Марк получил мое разрешение. Он медленно и аккуратно спускает трусики по бедрам, обнаженным щиколоткам и бросает в какую-то корзину. Мне не разглядеть. Прохладный воздух касается моих ягодиц. Вот он, этот момент. Сейчас Марк будет меня шлепать. Перед всеми этими мужчинами, которых я раньше в глаза не видела. Его слугами. Моя растерянность не менее гротескна, чем стиль барокко. Но внутри меня полыхает огонь желания. Давай же, сделай это. Сделай!
И он делает. Его ладонь со шлепком касается моей кожи, причиняя жгучую постыдную боль. Ягодицы горят.
— Считай.
Что? Что он имеет в виду?
— Celenza? — выдавливаю я из себя.
— Ты должна считать, пока я шлепаю тебя. По-итальянски.
