Пауза. Марк наклоняется набок и что-то делает. Вдруг я понимаю, что он пьет красное вино. Его непринужденная манера наверняка неотъемлемая часть моего подчинения: инициации. И это тоже причудливым образом волнует меня. Внизу живота возникает сладостное, острое напряжение, что предшествует величайшему наслаждению — будто в меня впиваются сотни булавок, вызывая непреодолимое удовольствие. Еще, пожалуйста! Прошу! Утоли мою жажду. Не останавливайся, не останавливайся! Прекрати! Нет, не останавливайся!
Марк снова шлепает меня, на этот раз крепче. Я распростерлась перед ним с голым задом, а он шлепает меня. Слуги смотрят. Я считаю, вслух.
— Uno.
Шлепок.
— Duo.
Шлепок.
— Раздвинь ноги.
Я сопротивляюсь, как только могу. Но его сильная рука проскальзывает между моих обнаженных бедер и заставляет их раскрыться. Может, мне даже хочется этого. Ведь я истекаю соками.
Он шлепает меня.
— Tre!
Марк шлепает снова и снова, мое дыхание становится более отчаянным. С губ срывается легкий стон, полный стыда и предательского восторга. Не знаю, откуда он взялся. Как и не знаю, откуда взялось столь постыдное желание. Но оно великолепно и ослепительно, оно есть мерцание свечи на дивном фарфоре, оно есть розово-красное великолепие. Хочу, чтобы Марк шлепал меня сильнее! Унижение восхитительно!
— Celenza!
— Икс?
— Шлепайте меня сильнее, сир. Прошу.
Он повинуется. Какая сладкая боль! Во мне переизбыток эмоций, я вот-вот достигну пика. Девять, десять, одиннадцать.
Шлепок!
Будто некто аплодирует моей наготе. Я в безумстве, хочу быть полностью голой. Дрожу, приближаясь к оскорбительному и неожиданному оргазму.
— Ты сбежала из Помпей.
Шлепок!
— Ты не сделала того, что я сказал.
Шлепок!
Постанываю от удовольствия. Изнываю от страсти.
— Простите меня, Celenza, бейте сильнее.
Шлепок!
Его рука на моей голой заднице — восхитительное ощущение! Хочу, чтобы оно длилось вечность. Мне плевать, что за всем этим наблюдают другие мужчины. Боль так отрадна, наше эротическое озорство — сплошное удовольствие, постыдное и восхитительное. Как можно ощутить разом столько эмоций? Рука Марка невзначай задерживается на клиторе, затем он опять шлепает меня — и вновь мягкое, трепетное прикосновение к столь чувствительному местечку. А потом шлепок, шлепок, и еще один!
Ух, а это больно! Закусываю губу. Не помогает. Издаю вздох.
Да, да, ДА!
ОТШЛЕПАЙ МЕНЯ!
Пальцы Марка надавливают на клитор, вызывая во мне бурю удовольствия, а рука касается моей оголенной задницы. В этот момент я думаю обо всех слугах, что наблюдают, как меня, Алекс Бекманн, так властно и мощно шлепает он, Марк Роскаррик! Удары становятся крепче. Еще, три раза, четыре, пять.
Внутри зарождается совершенно иной оргазм, струящийся подобно водопаду из серебристых лепестков роз, подобно бриллиантовому ливню, стремительный поток незабываемого экстаза.
— О боже, боже… а-а-ах…
— Икс?
— Grazie, Celenza… — бормочу я, переводя дыхание. — Grazie.
14
Я безвольно лежу на коленях у Марка, полуобнаженная, притихшая, довольная. Он отдает приказ по-итальянски — в этот раз с сильным неаполитанским акцентом, слуги ставят канделябры на столики и удаляются. Теперь здесь только он и я, в комнате с гарцующими фарфоровыми антилопами, что навечно застыли в мерцающем свете.
Неуверенно поднимаюсь на ноги, опираюсь на плечо Марка, колени буквально подкашиваются. Но Марк подхватывает меня на руки и переносит в конец комнаты. Там он ловко толкает дверь ногой, и мы оказываемся в тускло освещенной комнате, похожей на спальню.
Я словно в тумане, этот странный оргазм лишил меня последних сил. Кладу голову Марку на плечо, целую в шею, вдыхая запах туалетной воды, его запах. Он несет меня через комнату и с нежностью кладет на широкую кровать. Так я лежу там, счастливая, немного растерянная, задумчивая. Я почти сплю, хотя по-прежнему возбуждена.
Марк снимает с меня платье, раздевается сам, и мы предаемся любви.
Он неторопливо, но настойчиво раздвигает мне ноги. Действует он ласково, нежно, трепетно — полная противоположность происходившему совсем недавно. Я забываюсь среди этого нескончаемого удовольствия, стискиваю в кулаках простыни, пока Марк спускается все ниже. Касается языком самой сладкой точки. Celenza, Celenza…
Превосходство.
Несколько блаженных минут он мучает меня, лижет клитор неутомимым языком, покусывает бедра. Как только я привыкаю к одному, Марк принимается за другое: он волшебным образом угадывает мои сексуальные желания. Покусывает, лижет, вновь покусывает и лижет. Я распростерлась на кровати в полуобморочном состоянии и смотрю в темноту, вздыхаю, испускаю стон, думаю о порке.
Ведь это так возбуждало, но почему? Что он сделал со мной? Как я могла получать от этого удовольствие? Феминистка внутри меня негодует, но богиня моей сексуальности ликует. Еще как ликует!
— Марк…
Я близка к оргазму, очень близка, но мне хочется поцеловать Марка. Моего красавца-любовника, мужчину, который шлепал меня.
— Марк!
Он отрывается от моей промежности, поднимает голову и нависает над моим обнаженным телом. Страстно целует, дважды. Затем между моими губами проскальзывает большой палец. Сперва я посасываю его — и вдруг внезапно кусаю, довольно сильно, чтобы наказать Марка за то, что бил меня. Не знаю, зачем я это делаю.
— Ай! — расплывается в улыбке Марк.
— Ну ты и сволочь, Роскаррик, — отвечаю я.
— Ты была так прекрасна, дорогая, особенно твоя роскошная белая задница.
— Марк!
— По правде говоря, сейчас она порозовела.
— Но меня все видели!
Марк снова улыбается. От его дыхания исходит аромат вина. Наши тела переплетены.
— Но тебе ведь понравилось? — поцеловав меня в нос, спрашивает Марк.
Его глаза в дюйме от моих, мы не отрываясь смотрим друг на друга, заглядывая чуть ли не в душу.
— Да? Тебе очень понравилось. Испорченная маленькая девочка!
Не могу ему соврать. Даже головой шевельнуть не могу. Я всего лишь хочу, чтобы он быстрее оказался внутри меня. Хочу испытать еще один незабываемый оргазм. Эти оргазмы, как рулетики прошутто в кафе «Гамбринус», — пальчики оближешь!
— Доведи меня.
— Si, si, bella donna
[44]
.
