Тянет за цепь, я шагаю вперед, пока не становлюсь на самую середину — центр вращения комнаты.
— Celenza.
Двое мужчин в масках подходят и снимают ошейник. Затем берут меня за запястья и связывают их мягкой веревкой. Узел туговат, я даже вздрагиваю. Но боль терпима. Я наблюдаю за происходящим с неожиданным для меня спокойствием, полным отсутствием волнения. Мои связанные вместе руки поднимают и прикрепляют к железному кольцу, свисающему с потолка на чугунной цепочке.
Я прикована, руки закреплены высоко над головой. И мне все равно. Что со мной стряслось? Может, столь тщательные приготовления подействовали на меня как наркотик, переместили в некий иной план бытия. Здесь я безмятежна, сексуальна, я сама не своя.
Прямо передо мной стоит Марк. Наблюдает, как меня приковывают. Я смотрю на него, он — на меня. Мы не отрываем глаз друг от друга.
— Пей, — говорит прислужница, поднося к моим губам чашу, будто уксус к устам Господа.
Чаша металлическая, а жидкость в ней довольно густая. Чувствую, как отхлынула кровь от скованных и поднятых рук. Голова кружится. Но все же я пью. И это совсем не похоже на уксус. Сладкое вино, невероятно крепкое, смешанное с чем-то, что я никак не могу различить.
— Александра третьей мистерии, — произносит Марк.
Что-то происходит. Я закрываю глаза. Ощущаю приближение чего-то. Сейчас меня будут пороть.
Я напряженно жду. Музыка накатывает волнами и отступает. Жду еще немного и…
Щелк!
Моей спины касается хлыст, разнося жгучую боль по всему телу, однако боль эта с примесью удовольствия. Смотрю на Марка. Он — на меня. Лорд Роскаррик наблюдает за моим бичеванием. Мы словно сошли с фрески на Вилле мистерий.
— Пей!
Девушка делает шаг вперед, я опускаю голову и пью. По подбородку бежит струйка вина. Я будто закованный в цепи дикий зверь. Понимаю, почему они решили связать меня и приковать цепью. В моей душе ворочается нечто опасное.
Щелк!
Не знаю, сколько длится бичевание. Алкоголь, если это, конечно, он, погружает меня в туман. Я лишь хочу смотреть на Марка, пока он смотрит на меня и наблюдает за процессом. А наблюдает он очень внимательно. Не улыбается. Даже напряжен. Мы не сводим взгляда друг с друга.
Перед каждым щедрым, ослепляющим меня ударом прислужницы подносят роскошное вино, и я с жадностью пью его. Наслаждаюсь этим. Пускай все смотрят на меня. Пускай смотрят, как бьют и терзают мою красоту, оголенное и разрисованное тело в этом мрачном священном месте. Фигуры в масках поглощены зрелищем, восхищаются. Благоговейно.
Музыка изменилась, хотя она по-прежнему хоровая и очень уместная. Бичевание невероятно возбуждает: жгучее прикосновение ротангового хлыста, боль и сладость вина. Даже свет и тот роскошный и ласковый на моей мерцающей коже. Мне ни холодно ни жарко. Я прекрасна. Прекраснее, чем когда-либо прежде. Взгляни же на меня, Марк.
И он смотрит.
Затем я подаю голос.
— Еще раз, — произношу я. Никому и всем, дионисийцам. Марку. — Еще раз, Celenza.
Марк кивает кому-то, стоящему у меня за спиной.
И кто бы это ни был, кто бы ни бичевал меня, он подчиняется.
Удар столь силен, что мое тело содрогается. Трепещет от боли и удовольствия. Но я по-прежнему прикована к потолку. Слегка покачиваюсь после удара, ноги в туфлях еле касаются пола. После следующего очень сильного удара я вся трясусь и издаю стоны. Я близка, но не к оргазму, а к некоему совершенно иному пику наслаждения. Внутреннему освобождению от физической боли. Что это такое?
Марк следит за мной.
— Еще раз, — говорю я.
Щелк! Я еле живая, близка к какому-то открытию. Смотрю на пол и тут понимаю. Прислужница сидит передо мной с зеркалом! Она поворачивает зеркало, чтобы мне было удобно посмотреть на себя. Чтобы я увидела себя! Нагую и прикованную, избиваемую кнутом. О да, я и впрямь прекрасна. Но почему? Почему бичевание прекрасно? Может, Караваджо вопрошал об этом? Хлыст бьет меня еще раз, издаю тихий стон. Смотрю на Марка, и он кивает.
— Достаточно, — говорит мой лорд.
Бичевание прекращается.
Подходят девушки и развязывают мне руки. Я потираю затекшие запястья. Затем снова прислужницы надевают ошейник, и Марк за серебряную цепочку уводит меня из зала в боковую комнату: роскошную, в восточном стиле.
Ошейник вновь снимают. Марк целует мне руку и тихонько говорит:
— Отдохни здесь, Икс, всего несколько минут.
Затем он исчезает. Я озираюсь по сторонам. Это словно комната в гареме, с полотенцами, шелковыми подушками, медными чашами с водой и озаренными свечами зеркалами. Я жадно глотаю воду и вино, что предлагают мне девушки. Меня одели в шелковый халат, и вот я лежу здесь, почти проваливаясь в сон. Пью вино, а в голове совершенная пустота. В проеме появляется Марк. Зовет меня взмахом руки.
Я следую за ним прочь из комнаты. На мне шелковый халат, но он свободно висит, обнажая груди и обработанный воском треугольник внизу живота. Но меня это не волнует. Внутри зарождается возбуждение. Я хочу Марка. Очень хочу. Хочу, чтобы он взял меня.
У Марка другие планы. Он проводит меня к центру часовни. Здесь еще больше людей в масках, еще больше свечей и хоровой музыки, на этот раз более глубокой и напряженной. И тут я вижу еще одну разрисованную, покрытую позолотой обнаженную девушку. Она так же прикована, как была и я. Подвешена за руки к потолку, спиной ко мне. Она готова. Марк вкладывает в мою руку ротанговый хлыст и очень тихо говорит:
— Выпори ее.
Я мгновение колеблюсь. Это уже иное дело. Мне придется бичевать кого-то.
Повисает напряженная тишина. Я вновь смотрю на девушку. Узнаю изгиб ее тела, формы упругих ягодиц. Белых, нетронутых краской.
Это Франсуаза. Она поворачивается. Ее руки висят в воздухе, прикованные к металлическому кольцу. Франсуаза улыбается и смотрит мне прямо в глаза.
— Все нормально, Икс, — грустно говорит она. — Это я била тебя.
Франсуаза отворачивается, подставляя мне свою спину. Ее прекрасная голова склоняется в ожидании.
Смотрю на Марка. Поднимаю руку. И наношу удар.
23
— Ай!
— Ах, mi dispiace!
[72]
— Марк, аристократам полагается иметь нежные руки.
Я растянулась на коленях у Марка — так же как и во время порки в его палаццо. На этот раз платье задрано, и моя голая задница в полной власти лорда Роскаррика, однако он собирается не отшлепать меня, а нанести антисептический крем на чувствительную, пылающую кожу. Ощущаю приятную прохладу.
Марк выдавливает еще немного ароматного крема и втирает в ягодицы, пострадавшие от ударов хлыста. Крови не было, но боль и жжение очень даже настоящие.
