Бегу к двери. Джузеппе нигде не видно, но снизу доносятся голоса. Кто-то болтает за завтраком? Я словно в большом отеле, к тому же улавливаю аромат свежесваренного кофе. Мчусь вниз по лестнице и поворачиваю направо — нет, это всего лишь задний дворик. Ошеломленно смотрю на припаркованные машины. Некоторые из них дорогие, некоторые просто практичные. Здесь и «лендровер» Марка. Значит, он уехал с кем-то еще. С кем? С Джузеппе?
Я возвращаюсь в замок, иду налево, потом направо, следуя за ароматом свежей выпечки и голосами людей. Выхожу на широкую террасу с большими столами под зонтами. Завтрак здесь довольно поздний. Девушки в белом разносят гостям кофе, сок, круассаны и конфитюр.
Должно быть, это та самая открытая терраса, выходящая на долину, леса и заброшенную Рогуду, где вчера мы танцевали с Марком. Днем здесь все иначе, даже слегка пугающе из-за этих утонченных особ: улыбающиеся богачи, мужчины и женщины, молодые, средних и преклонных лет. Я смутно помню их лица, но откуда? С прошлой ночи? Может быть, а может, откуда-то еще. По сайтам о знаменитостях. Из газет. Журналов светской хроники.
Внезапно мне становится не по себе. Рядом нет Марка, чтобы направлять меня в этом коварном мире европейской роскоши и декаданса высшего общества. Чтобы галантно проводить до столика, положив крепкую ладонь мне на спину, время от времени надавливая и ненавязчиво обучая, как себя вести.
Осматриваюсь по сторонам.
— Александра?
Вот и спасательный круг. Поворачиваюсь и вижу за самым дальним столиком Франсуазу. Она машет мне рукой.
— Капучино, per favore, — киваю я девушке в белом.
Подхожу к столику с белыми металлическими стульями. Франсуаза как раз доедает круассан.
— С добрым утром, — озорно улыбается она.
— Bon jour.
— Могу поспорить, ты хорошо играешь в теннис. Крепкий удар. — Ее улыбка становится шире.
— Эффектная подача — мой конек.
Франсуаза вежливо смеется:
— Тебе понравилось?
— Это было… захватывающе, — отвечаю я. — Так что, наверное, да, понравилось.
Я открыто смотрю на свою собеседницу, без тени застенчивости. Тянусь к корзиночке и беру круассан. Макаю в абрикосовый конфитюр. Сладко-горьковатый джем, темный кофе с горчинкой и молочной пенкой. Вкусно!
Глаза Франсуазы сияют. Одета она еще проще, чем я: в джинсы и простую белую футболку. Но я отлично помню ее нагишом: исписанное красками обнаженное тело, подвешенное к потолку. Полностью в моем распоряжении. Вспоминаю, как высоко заносила руку, чтобы нанести удар по белоснежным ягодицам. Очень возбуждающе. Почему? Я что, бисексуалка? Нет, вряд ли. Слишком уж мне нравятся мужчины, особенно Марк Роскаррик. Но это действительно было захватывающе и по-своему возбуждающе.
— А как ты? — спрашиваю я, делая глоток кофе. — Что думаешь… обо всем этом? Я про мистерии в целом.
— Они изменяют меня, — непринужденно отвечает Франсуаза, глядя на крошащуюся балюстраду замка, за пределами которой раскинулись мрачные леса Горьких гор. Выглядит она очень грустной. — Даниэль предупреждал: мистерии изменят меня. Я по-настоящему не верила, но правда есть правда. Они пленили меня. Мне все очень нравится. Я обожаю мистерии, даже всю эту театральность, интригу «куда же мы отправимся в следующий раз»? Что произойдет со мной? Но… — Француженка на мгновение замолкает. — Они меня… пугают. Un peu dangereux
[74]
.
Около столика терпеливо ждет девушка в белом одеянии. Я заказываю еще кофе. Затем поворачиваюсь к Франсуазе. Расспрашиваю ее о Даниэле. Она рассказывает, что утром он занят делами, а вечером они уезжают. Дела… Как и у Марка!
Она вежливо интересуется про Марка, где мы познакомились, где он сейчас. Я радостно рассказываю ей все. А потом, с померкшим весельем, вспоминаю ее слова на Капри.
Мне действительно нужно все выяснить. Не могу перестать думать об утреннем исчезновении Марка.
— Франсуаза, на Капри ты кое-что сказала про Марка…
С долины, что далеко внизу, поднимается нежный, теплый ветерок и колышет ткань на зонтиках. Франсуаза внимательно слушает мой вопрос. В ее глазах — искренность и откровенность. Но с примесью волнения.
— Мне вообще не стоило ничего говорить.
— Франсуаза…
— Правда. Я действительно не знаю ничего больше.
— Знаешь.
— Но…
— Расскажи мне. Прошу. Как подруге.
— Но…
— Франсуаза!
Она поднимает на меня глаза и тяжело вздыхает.
— Хорошо, — говорит девушка. — Ходят слухи. Про то, чту он сделал. Но мне все равно не стоило ничего говорить. Это лишь беспочвенные сплетни.
— Что он сделал? Ты про «Каморру»? О его принадлежности к «Каморре»?
Она удивленно смотрит на меня и хмурится:
— Нет.
— Тогда что? Что? Это касается его умершей жены? Денег? Чего именно?
Над нами кружит хищная птица. Теперь терраса почти опустела, столики завалены скомканными салфетками, стулья отодвинуты. Мы почти одни. Где Марк? Как он смеет вот так бросать меня здесь? Уехал, значит, на собрание в Плати? Меня вдруг одолевает внезапный, но справедливый гнев.
— Франсуаза, я хочу все знать. Все, что угодно, все! Расскажи. С меня хватит этой таинственной чуши.
Девушка вздрагивает, а потом кивает:
— Ладно. Вот самый безумный слух, который я слышала. — Она делает глубокий вдох и выдох. — Узнала на днях, когда разговаривала с подругой, итальянкой, познакомилась во время второй мистерии, разговаривала о тебе. Затем я упомянула Роскаррика, и тогда моя подруга, ее зовут Клея, ну, понимаешь, у нее связи в Риме…
— Франсуаза!
— Хорошо! Говорят, что Марк состоял в «Ндрангете» — совсем юным — здесь, в Калабрии…
— Что? Чем он занимался?
Пауза. Наконец Франсуаза отвечает:
— Говорят, он кого-то убил. Хладнокровно застрелил. При свете дня. В Плати.
Над нами по-прежнему кружит орел, издавая хищные, зловещие звуки. Я замолкаю.
Франсуаза тянется через столик и кладет ладонь на мои руки:
— Икс, помни, пожалуйста. Марк Роскаррик молод, красив, богат и умен, а общество завистливо. Это не Америка, где люди радуются твоим успехам. Это старая Европа. Темная старушка Европа. Здесь люди зачастую презирают успех других, он порождает жгучую зависть. Так что, думаю, это всего лишь слухи. Выкинь все из головы.
Выкинуть из головы? Да в моей голове ураган! Марк — убийца?
И тут я за кое-что цепляюсь. Отворачиваюсь от Франсуазы и смотрю на орла.
Плати!
