Пряжа… ну, пряжа – это клубок, вечная пряжа на берегу
пустынных пространств, бесконечный таинственный клубок нашей странной, все
более и более запутывающейся жизни, и сейчас в заключение этой главы, где шла
речь о некоторых мрачных предметах, мне хочется вытащить из клубка этой пряжи
яркую нитку, дабы сказать, что жизнь все равно прекрасна.
…Наконец-то началась настоящая калифорнийская золотая погода
– девяносто пять градусов по Фаренгейту, сильный бриз и сияния. Я в
университетской майке, в шортах и беговых туфлях разгуливаю по Эл-Эй запросто,
как большинство туземцев, и что любопытно, не подражания ради я так одет, а так
вот естественно, вполне машинально присоединился к beautiful people'у.
В маленьком рычащем автомобиле Дина еду за продуктами в
супермаркет «Хьюз» на Сансет-бульвар. Еду и думаю о том, как прекрасен день и
как хороша рыжая голова в параллельно идущей машине, и о том, как я тут уже
основательно освоился, а это приятно, и о том, что скоро уже домой, а это
приятно вдвойне.
И вдруг пронзает меня горькая мысль: не видел ни одной
голливудской звезды! Как же это так? Ведь и Биверли-хиллз, где они живут, в
двух шагах от нашего кампуса, и до бульвара Голливуд двадцать минут езды, а с
не видел ни одной звезды (признаюсь, и звездочки ни одной), если не считать
отпечатков рук и ног перед «Chinese Theater»
[22]. Печальная
история, теперь не отчитаешься в Москве.
Может быть, нафантазировать? Проще говоря, наврать? Эта
спасительная для писателя мысль несколько ободряет. С ней я подъезжаю к «Хьюзу»,
паркую «порше», беру проволочную тележку для покупок и вкатываюсь под своды
сверхбазара, где, конечно, звучит назойливо-неназойливая ободряющая музыка.
Вижу, по проходу навстречу мне идет, толкая тележку, Марлон
Брандо. Ничего тут особенного нет: у него где-то дом неподалеку, а продукты
ведь и звездам нужны. Брандо как Брандо – сорокасемилетний красавец в японском
кимоно, волосы завязаны на затылке в стиле пони-тейл. «Каждый день встречался с
Брандо, – молнией проносится у меня в голове. – Каждый день, каждый
день! Много болтали…»
Удача за удачей – там же в супере открываю любимую газету
«Midnight» («Полночь», популярная легкомысленная газета, сообщающая светские
новости и всякие курьезы), а в ней статья об очередном приключении Брандо. «Вот
как-то встретились мы с Марлоном, а он мне говорит: «Можешь себе представить,
Вася, в какую я попал историю! Снимался я на натуре возле Сан-Диего, а вечером
у меня павильон в Эл-Эй. Собачья жизнь, конечно, но что делать, старик? Налоги
душат! Короче, не снимая грима, а грим, конечно, преступника, пропади все
пропадом, влезаю в самолет. «Ну, – говорю стюардессе, – летим на
Кубу, дочка?» Вижу, юмора не понимает чувиха, бледнеет, куда-то в темпе линяет.
Через пять минут бежит к моему креслу весь экипаж и наряд полиции, ясное дело,
с их дурацкими пушечками в руках. Бедные замороченные роботы истэблишмента… И
эти люди отказывают коренному населению нашего континента в его законных
правах! «Вот он! – кричит экипаж. – Пытался угнать самолет на Кубу!»
Пришлось мне снять грим. Ну, конечно, тут все разахались. Ах, мистер Брандо,
бег, дескать, юр пардон! Ах, мы так счастливы, что вы летите с нами! Нет уж,
говорю я этим ребятам, с таким трусливым экипажем я не полечу. Поищу другой
самолет. Как считаешь, старик, правильно я поступил?»
Итак, я встречался с кинозвездами. Почти каждый день болтали
с Марлоном Брандо. Сколько историй рассказал мне он – можно книгу написать!
Вот, например, однажды…
Я выталкиваю свою колясочку из супермаркета на паркинг-лот.
Вижу, стоит Марлон Брандо возле своего открытого «ягуара» и читает «Midnight».
Читает, улыбается, кимоно и конский хвост треплет сильный океанский бриз.
Дочитав до конца собственное приключение, лауреат многочисленных «Оскаров»
пожимает плечами и бросает газетку по ветру.
Как перелетная лживая золотая птичка газета набирает высоту
и скрывается за верхушками пальм, тонет в сиянии. Пускаю и я свою, вторую,
вслед за первой и, когда она скрывается, окончательно утверждаюсь в том, что я
ежедневно встречался с Брандо возле супермаркета «Хьюз» на Сансет-бульваре. Он
уезжал обычно вверх по Сансету, к Биверли-хиллз, а я спускался вниз, к
Тихоокеанским Палисадам…
Typical American Adventure. Part V
Рожденная из пены морской и появившаяся на пляже
Кони все сильнее шевелили ногами, хотя горы становились все
круче. Кавалькада колотила копытами дорогу так, как барабанщик Элвин Джонс бьет
свою установку, когда он в раже. А ночь не кончалась. Она становилась все
таинственней, все прельстительней.
Москвич потерял своего собеседника. Он видел теперь впереди
лишь согнутые спины в грубых рубашках, а позади наклоненные лица, сжимающие
зубами кожаные тесемки шляп.
С каждой минутой ночи кони выносили нас все выше и выше на
гребень, а потом они ринулись вниз, увлекая за собой камни, прошлогодний снег,
вековечные небылицы. Вскоре они уже пересекли всю холмистую Калифорнию и тогда
медленно, будто бы в киношном замедлении, выплыли на белый как снег пляж
Кармел.
Москвич глазам своим не верил: Уэйны, Пеки, Куперы и Гейблы
спокойно спешивались и отпускали своих коней, а те, спокойно помахивая гривами,
уходили в темный океан, а тот спокойно, но с интересом рычал, как будто
гигантский зрительный зал перед концертом.
Затем герои вестернов на глазах Москвича спокойно стали
превращаться в других его героев – музыкантов американского джаза. Луч луны
словно прожектор бродил по пляжу, освещая одно за другим лица Дюка Эллингтона и
Луи Армстронга, Кинга Оливера и Каунта Бейси, Чарли Паркера и Стена Кентона,
Джона Колтрейна и Орнета Колмена, Дейва Брубека и Джерри Муллигана, Телониуса Монка
и Элвина Джонса…
Все инструменты уже были на пляже: и саксофоны, и трубы, и
ударные, и пиано. С неуклюжим грохотом пролетел над пляжем древний «дуглас»,
голос Глена Миллера громко прошептал оттуда «раз-два-три», и концерт начался.
Что они играли? Москвич не знал. Он был наверху блаженства,
на самом верху, он качался на остренькой спице блаженства и чувствовал, что его
«типичное американское приключение» близится к счастливому концу. Что они
играли? Быть может, десяток тем сразу? И все это была классика: и «Высокая
луна», и «Маршрут А», и «Вокруг полуночи», и «Караван», и «Бери пятерку»… Они
начинали темы, а потом импровизировали за милую душу каждый по-своему и все
одновременно, но это не было какафонией: Москвич слышал – всех!
