Джилли прислушался к звуку шагов в холле на тот случай, если Янус решит вернуться и продолжить ссору. Но вместо этого он уловил, как шаги прозвучали по лестнице, вслед за Маледиктом.
36
Для в высшей степени назидательного убийства, в случаях, когда требуется не столько скрытность, сколько показательность, не сыскать ничего лучше настойки «Прекаториус», что импортируется из Приисков. Одной смерти с ее помощью всегда достаточно, чтобы открыть глаза самому упрямому субъекту.
София Григориан (?). Трактат Леди
Посыльный прибыл рано утром и всполошил Джилли, уснувшего только на рассвете — всю ночь ему мешали крадущиеся шаги. Сначала на цыпочках куда-то прошмыгнула Ливия, потом юркнул Янус, возвращавшийся во дворец. Джилли сонно расплатился с мальчишкой и рывком развернул записку, стремясь скорее прочесть весточку от одного из шпионов. Или, быть может, от кучера, который на сей раз не упустил Ливию — девушка всегда действовала хитро и осмотрительно. Однако в убористых строчках вовсе не упоминались ни Маледикт, ни его интриги. В записке, сбивчиво нацарапанной не привыкшей к перу рукой, говорилось просто: «Лизетта очень больна. Нужна помощь». Джилли скомкал четвертинку дешевого листа бумаги, пахнущую борделем и отчаянием.
Он разрывался между двумя чувствами — тревогой и раздражением. Лизетта была в ярости от вторжения и угроз Маледикта, не смогла встретиться с ним прошлой ночью и прислала саму Ма Дезире, чтобы сообщить, что думает о случившемся. Так что теперь Джилли не удивился бы, если бы обнаружил, что срочность — только уловка, только проверка его чувств к Лизетте.
Едва войдя к Лизетте, он почувствовал горячий острый запах крови, перекрывающий все прочие, и понял, что тревога не была ложной. Мадам встретила его в дверях; ее юбки были перепачканы кровью.
— Слишком поздно, — проговорила она. — Лизетты больше нет.
— Нет, — повторил Джилли и пошел вслед за мадам по коридору.
Будуар Лизетты был залит кровью — по большей части засохшей и коричневой, хотя виднелось несколько свежих капель. С кровати медленно стекал небольшой ручеек.
Ее спина была неестественно выгнута, открытые глаза залиты кровью; руки вцепились в простыни в последней предсмертной судороге. Джилли задохнулся. Лизетта.
— Что произошло? — спросил он.
— Яд, — ответила Ма Дезире.
— Яд, — ошеломленно повторил Джилли.
— Вчера ночью, после того как она попрощалась с тобой, ей прислали коробку шоколадных конфет. Она их съела, почти все разом. В коробке была записка — я ей ее прочла. — Ма Дезире обращалась ко всем в комнате, хотя слушал ее только Джилли. Стоя у камина, другая шлюха, надев на руки перчатки, совала окровавленные простыни в огонь. Еще одна девушка застирывала кровавые пятна на лучшем платье Лизетты, пытаясь спасти его.
— В записке говорилось, что тебе очень жаль. Что она должна простить тебя. Очень любезно написано.
— Я ничего такого не посылал, — произнес Джилли. Но вполне мог бы послать, подумал он. Улики вполне убедительные.
— Лизетта поняла это, когда у нее пошла кровь. Тогда она догадалась, чьих это рук дело.
— Чьих? — спросил Джилли.
Мадам отвернулась и в красноречивом молчании оглядела комнату. У Джилли перехватило дух. Чувствуя ком в горле, он полез в карман.
— Это не для меня, — пояснила Ма Дезире, пряча деньги в лиф платья. — Для нее. На похороны.
— Кто сделал это? — Искра гнева разгоралась, постепенно затмевая горе. В отличие от Януса и Маледикта, Джилли не желал всему находить оправдания.
— В бреду бедная девочка вспоминала твою другую любовницу, высокородную леди. Сказала, что ее терзают вороны, разрывают ей внутренности. Она чувствовала их клювы. Говорила, что твоя любовница ее предупреждала. Что она украла человека, принадлежавшего вороне, и тем обрекла себя. Это правда?
— Что? — Джилли мигом забыл об истерзанном теле женщины на кровати, о неподдельной печали в словах Ма Дезире. Маледикт? Маледикт слишком легко видит во всем оскорбления — и жестоко мстит за них, с болью в сердце подумал Джилли. Заключенный дома под надзором бдительных гвардейцев, не в состоянии воспользоваться мечом, он мог с легкостью послать Лизетте коробку отравленных конфет.
— Лизетта говорила, что ты — одно из созданий Чернокрылой Ани.
— Нет, не я. Мой господин — мой друг… — Голос Джилли сорвался. Он сел на кровать и дотронулся до искаженного лица Лизетты — холодного, воскового, липковатого.
— Тебе нужно защищаться. Существуют заклятия и все такое, — сказала Ма Дезире. — Ты славный парень. Смотри не запутайся в вороньих перьях. — Она провела рукой по его волосам. Суровость исчезла с ее лица. — Ты хорошо обращался с моей девочкой.
* * *
Гвардейцы короля с любопытством наблюдали, как он тяжело поднялся по лестнице, с грохотом распахнул дверь; они ни во что не вмешивались.
В столовой Маледикт, облаченный в серый шерстяной сюртук и алую рубашку, собирался обедать. На столе перед ним лежала книга. Джилли остановился, чувствуя, как в сердце вскипает ярость, и, миновав столовую, направился вверх по парадной лестнице. Он распахивал двери и дверцы в покоях Маледикта, рылся в ящиках и гардеробах, пока не нашел деревянную шкатулку с ядами. Джилли швырнул ее на кровать; из белых пакетиков, перепачкав ему руки, посыпался зеленовато-серый порошок. Джилли стал перебирать пузырьки в поисках одного-единственного, способного заставить плоть истечь кровью.
— Ты отсутствовал всего несколько часов, — раздался с порога голос Маледикта. — Неужели за столь короткий срок тебя обидели настолько, что ты решил прибегнуть к яду? Если это действительно так, только скажи, и я позабочусь обо всем за тебя.
Пальцы Джилли сомкнулись на пузырьке. На изогнутом донышке осталось несколько едва заметных сиреневатых капелек.
— Зачем было убивать? Можно было просто попросить меня бросить ее. Ради тебя я бы сделал все. Я ведь всегда шел ради тебя на все.
— Джилли?
Джилли швырнул в Маледикта склянку. С легкостью поймав ее, юноша подозрительно уставился на ярлычок.
— Сироп «Прекаториус». Как ты и угрожал, Лизетта истекла кровью до смерти.
— Лизетта! — Одно имя заставило Маледикта недовольно скривить мягкие губы.
Для Джилли это было равносильно признанию.
— Она истекла кровью! А твой пузырек почти пуст. Зачем было заставлять ее страдать? Зачем вообще было ее убивать? — На глаза Джилли навернулись слезы.
— Стоит ли поднимать такой шум? Она была всего-то шлюхой. — Лицо Маледикта скривилось. — Тварь, не представлявшая ни малейшей ценности.
Пальцы Джилли судорожно сжались. Он поднял кулак — и опустил. Маледикт даже не поморщился.
— Она мне нравилась. Она была простая женщина и любила поболтать. Что такого она тебе сделала? Посмеялась? Объясни мне, почему… — Джилли поднес руку к щеке Маледикта. — Пожалуйста.
