Джилли застонал, и она захохотала диким смехом.
— И вот я стою здесь и препираюсь, как будто должна доказывать свою правоту. Он мой, капитан. И не надо больше спорить. Меня обижать опасно. — Красноречива, как Маледикт, подумал Джилли, стуча зубами. Только, в отличие от Маледикта — враг.
— И все же вы лишились денег, а я знаю, как они порой бывают нужны. Я заплачу вам. — Она швырнула капитану монеты. Пока он ползал на коленях, стараясь не упустить в щелястые доски ни одной монеты, женщина проговорила голосом, подобным обнаженной стали: — Еще будут жалобы?
— Нет, миледи, — отозвался капитан, не поднимаясь с колен и дрожа всем телом. Теперь он понял, кто она такая, решил Джилли. Даже до моряков долетела молва о Безумной Мирабели.
Мирабель захохотала — голосом уже не таким приятным, как прежде, а напоминающим надтреснутый колокольчик. Она потащила Джилли к карете словно марионетку. Он молча растянулся на полу, роняя капли морской воды и крови. Мирабель зарылась пальцами в его мокрые волосы, вонзила ногти в кожу и открыла старую рану от удара о камин.
— Стало быть, Иксион в конце концов устранил тебя — или же в море тебя вышвырнул Маледикт?
Джилли поморщился, но не ответил, сосредоточенно стараясь обрести равновесие в покачивающейся карете.
— Ты даже не отвечаешь — а я потратила деньги и силы, чтобы спасти тебя. Полагаю, твое молчание свидетельствует о том, что ты еще и неблагодарный.
— Отпусти меня, — с болью выговорил Джилли. Он пошел в ее ловушку слепо, как гончая на запах, думая лишь о Маледикте.
— Теперь ты будешь служить мне, — сказала она.
— Нет, — возразил Джилли.
— Будешь, — повторила она. — Никуда не денешься. Я слишком долго откладывала месть. Клюв Ани хорошо отточен, и я поделюсь своей болью с другими.
Джилли рванулся прочь, стремясь дотянуться до ручки дверцы и вывалиться на мостовую. Вдруг ручка изогнулась в его ладони, податливая и чешуйчатая, как змея, напружинившаяся, чтобы напасть. Он в ужасе отпустил ее. Мирабель захохотала, и Джилли, обернувшись к ней, произнес заклятие Баксита, защищающее от заклятий других богов. Мирабель поморщилась и отвесила Джилли пощечину, от которой он снова полетел на пол. Мирабель скользнула к Джилли, взяла его за подбородок, дернула голову вверх.
— Какая жалость, — проговорила она. — Молодой красавец не хочет стать моим, а всё из-за чего? Из-за того, что ему отказал другой душка. Я бы посочувствовала тебе. Если бы могла.
— Маледикт убьет тебя, — выдохнул Джилли.
Мирабель склонилась ниже и доверила Джилли тайну:
— Чернокрылая Ани подарила твоему господину меч. Она позаботилась о том, чтобы мне он никогда не понадобился. Что, сбит с толку, мой милый Джилли? Тебе все нужно разжевывать? Мне она подарила власть… — В глазах Мирабель вспыхнули и вновь почти угасли, как бы подернулись пеплом, красные огни.
Джилли отвернулся, чтобы не видеть безумия в ее взоре, но она с легкостью заставила его снова открыть глаза.
— Смотри на меня, Джилли. Разве я не красивее твоего господина? Разве не красивее тех дурочек дебютанток? — Она сжала пальцы, потом раскрыла ладонь и дунула пылью ему в лицо. Джилли закашлялся и постарался задержать дыхание — но не смог. Его тело больше ему не подчинялось.
— Ты ведь любишь меня, не так ли, Джилли? — Мирабель приникла своими губами к его губам, Джилли задрожал всем телом и почувствовал, как жар из ее уст перекинулся в его пах. — Скажи, что любишь меня.
— Люблю, — вырвалось у Джилли против воли.
— Ты будешь любить меня до самой смерти…
— Да — сказал Джилли; сердце бешено колотилось от страха и вожделения.
— Больше, чем его, — продолжала Мирабель.
Джилли закрыл глаза. Маледикт. Его образ — темные волосы, темные глаза, мягкие губы на его губах — не остудил ни его тела, ни страха. Ногти Мирабель сдавили его лицо сильнее, и он выговорил:
— Да.
— Я позабочусь, чтобы он узнал об этом, когда преподнесу ему твое тело. Пусть почувствует, что значит терять друга по капризу любовника.
— …любит Януса сильнее… — проговорил Джилли, увидев надвигающийся рот Мирабель.
Она отпрянула.
— Янусом я займусь позже. Сначала — Маледикт.
Карета остановилась, и Джилли упал лицом в юбку Мирабель.
— Неуклюжий болван! Я жду от тебя большего. — Она вытолкнула Джилли из кареты.
Он едва держался на ногах. Карета очутилась в самом сердце улицы Сибаритов, позади борделей и даже притонов, специализирующихся на наркотических галлюцинациях и торговле ядами. Эта часть улицы граничила с Развалинами: здешние здания скорее можно было назвать обрушившимися, чем обветшалыми. Впрочем, если пуститься бегом, возможно, ему удастся добраться до Ма Дезире и даже оказаться в безопасности. Если он способен двигаться.
Мирабель сжала руку Джилли в своей холодной ладони и потянула его за собой, как куклу. Кучер соскользнул с козел, сверкнув из-под плаща юбками и знакомым рыжим хвостом. Кареглазая Ливия. В ярости от ее измены Джилли на миг обрел силу и рванулся прочь.
— Стой, — прошипела Мирабель. Это слово как будто сковало Джилли по рукам и ногам. Ливия прикрыла лицо капюшоном и проскочила мимо него. Раздвинув сваленные в кучу доски, она открыла низкое темное отверстие. Казалось, что в рухнувшем здании могут поместиться только крысы, однако сквозь дыру Джилли разглядел опрятные комнаты.
— Итак, — произнесла Мирабель, вводя Джилли внутрь, — добро пожаловать в мою гостиную.
Окинув помещение потрясенным взглядом и с легкостью узнав его, Джилли содрогнулся. Стены повсюду украшало Ее изображение; Мирабель обитала в развалинах храма Ани, спала под сенью Ее крыльев. Ливия зажгла в комнате лампы; каждая осветила изображение Ани. Некоторые портреты казались совсем свежими — как будто Мирабель нарисовала богиню кровью, наспех, грубо, неумело. На самом алтаре некая темная масса что-то забормотала и хрипло закаркала при их появлении.
Пока Джилли стоял, оцепеневший и беспомощный, Мирабель сдернула с него рваные рубашку и панталоны и улыбнулась.
— Да не бойся ты так, ягненочек. Я не собираюсь убивать тебя сразу.
Мирабель кружила, как хищная птица; собственническое выражение на ее лице напоминало Ворнатти, только было гораздо беспощаднее. Джилли опять почувствовал себя четырнадцатилетним мальчишкой, опять вспомнил, как ужас омывал его вместе с мыльной водой, как с каждой отмытой частью тела тусклый поначалу взгляд барона разгорался все ярче. Но тогдашний страх был страх перед неумолимо надвигавшимся взрослым миром. Джилли верил, что Ворнатти не причинит ему вреда. В отношении Мирабель он не питал подобных иллюзий, видя, как медленно сочатся кровью раны, оставленные на его холодном теле ее ногтями, какой голод таится в ее лице.
Ливия, в очередной раз отведя глаза, зажгла остальные газовые светильники — и всё молча, а ведь в доме Маледикта трещала, как сорока. Маленькие огоньки задерживались и разгорались под ее трясущимися руками, освещая мокрые следы на лице. Она отворачивалась, чтобы не встретиться взглядом с Джилли.
