— Будь они все прокляты, — проговорил Маледикт. — Что, по ночам уже никто не спит?
Он потащил Ливию за собой.
— Скажи мне, где Джилли. — Ливия никак не могла угнаться за ним и была слишком хрупкой для борьбы.
— В Ее храме. Сэр, это я виновата, во всем виновата только я, — простонала она. — Я сказала ей — сказала, что вы любите Джилли. Если он умрет… я вовсе не хотела…
За их спинами широко распахнулись двери гостиницы, изрыгая толпу королевских гвардейцев. Ночь зазвенела криками, и Маледикт с ужасом услышал: «Вон они, у стены!».
Юноша потянулся, собираясь затащить Ливию в тень и обеспечить ей хоть какую-то безопасность, но у Ани были другие соображения. Руки Маледикта толкнули Ливию вперед, туда, где бесновались факелы. Мятый халат, короткие, перепачканные сажей волосы — гвардейцы выстрелили сразу же. Девушка упала спиной на мостовую. Маледикт бросился бежать, прижимая меч к боку, дрожа, отказываясь мучиться угрызениями совести — не теперь, когда он был так нужен Джилли.
— В Ее храме, — бормотал он, вспоминая извилистую и длинную улицу Сибаритов, отделявшую его от разрушенного храма в Развалинах — единственного известного ему храма Ани. Наверняка Мирабель обосновалась там, откуда начались его поиски.
Лишь очутившись в толпе на улице Сибаритов, Маледикт замедлил шаг, поплотнее запахнул плащ и пошел, то и дело оглядываясь по сторонам. Гвардейцы скоро поймут свою ошибку.
Свет полыхал в окнах публичных домов, и медленный, заторможенный наркотиками смех растекался, как сироп на морозе. Маледикт, стиснув в ладони рукоять меча, старался держаться в глухой тени. Он возвращался туда, куда не рассчитывал вернуться. Однако он шагал твердо, словно его путь был нанесен на карту, словно он шел домой.
41
И он отдал свою душу во владение Ани и стал Ее воплощением — крылатым и окровавленным, колдовским кошмаром в человечьем обличье, что прорубал себе путь сквозь плоть на полях брани и смеялся. И слова его стали воронами, и где ни ступал он, там люди гибли от чумы…
Грейл. Книга отмщений
Мирабель отстранилась от Джилли, одернула юбки и воздела руки. Вдоль ее груди трепетали крылья. Джилли повернулся на бок и скорчился на земляном полу, согретом его же теплом и кровью.
— Бедный Джилли. Впрочем, капитан на судне мог бы обращаться с тобой ничуть не лучше. По крайней мере, я избавила тебя от него.
Мирабель встала на колени и, взяв Джилли за подбородок, повернула его лицо, вглядываясь в глаза.
— Какая синева, какая чистота. — Ее голос понизился до шепота. — Ты, наверное, своими ясными глазами видишь богов?
— Только Ани, — отозвался Джилли, вырываясь.
— О нет, мы не можем такого допустить. Ты следишь за Ней в любое время, наблюдаешь, судишь Ее; стало быть, тобой займется ворон.
Мирабель встала и отошла.
Джилли осторожно вдохнул и поднялся на четвереньки. Тело вновь начинало слушаться. Медлительное, слабое, неокрепшее и ноющее — но его тело.
В дальнем углу комнаты Мирабель сдернула тяжелое прогнившее сукно с бесформенной груды на алтаре. Под сукном оказалась клетка с вороном: птица принялась сипло и недовольно каркать.
— Тише, любовь моя, тише. Ведь я приготовила для тебя самые синие глаза, виденные по эту сторону моря. Для тебя одного. — И Мирабель выпустила огромную птицу из клетки. Ворон повернул голову, глядя на нее одним блестящим черным глазом, и она чмокнула его в голову. Птица зацокала клювом и каркнула.
Джилли перекатился на живот и закрыл голову руками.
— Пожалуйста, — прошептал он, вспоминая Вестфолла и остальных, кого нашли без глаз, с лицами, изуродованными до неузнаваемости.
— Вот еще, — приговаривала Мирабель, пинками пытаясь перевернуть Джилли на спину; он только сильнее вжимался в пол и крепче зажмуривался. — Я могла бы опять наложить заклятие. Но не лучше ли умереть, будучи самим собой? — спросила Мирабель и потянула его за волосы, пока кожа у него на голове не затрещала. Это не помогло, и тогда Мирабель, просунув руку под лежащего на полу Джилли, саданула ногтями по голой коже. Джилли выгнулся; она перевернула его и опустила ворона ему на грудь.
Джилли отпрянул от накатившего запаха перепачканных кровью перьев, стараясь отпихнуть птицу отяжелевшими руками. Когти впились ему в грудь в поисках опоры, хлопающие крылья били по ушам, вызывая звон, а голодный клюв терзал поднятые в попытке защититься руки. За спиной птицы Мирабель прижала руки Джилли к бокам. Зажмурившись, он ждал, ощущая лишь онемение и дурноту.
— Давай же, — подбадривала она птицу. — Клюй, кусай, калечь его.
Зашелестев перьями, птица опять уселась, засыпав лицо Джилли высохшей кровью и выпавшими перьями. Джилли вздрогнул и открыл глаза, глядя на клюв снизу вверх.
Мирабель в злобе ударила руками оземь.
— Подчиняйся, птица! Я приказываю тебе.
За спиной Мирабель что-то мелькнуло. Сердце Джилли бешено дернулось в груди.
— Ливия, пожалуйста…
Мирабель заставила его умолкнуть.
— Уже вернулась? Ты видела его? Он придет?
Ливия кивнула; растрепанная коса скользнула по плечу: лицо пряталось под тяжелой тканью капюшона.
— Твое время на исходе, мое сокровище, — сказала Мирабель ворону. — Его глаза — или твои.
От удара птица дернулась вперед. Джилли почувствовал, как клюв рвет кожу на его лице, прочерчивая осторожную, тонкую линию вдоль подбородка.
Мирабель зашипела, проведя по порезу пальцем.
— Малед…
Вдруг ворон взбесился в ее руках, забил крыльями одновременно и по Мирабель, и по Джилли и вцепился когтями в лицо хозяйки. Мирабель сбила птицу на пол и растоптала ее каблуками.
Джилли молча смотрел на Ливию, на отвязавшуюся косу, которая мягко соскользнула на пол, на бледно светящееся из-под капюшона лицо и черные глаза. Он знал их и застывший в них гнев — но никогда не видел над ними капюшона женского плаща. Из Маледикта, подумал он, с трудом удерживаясь в сознании, получилась бы вполне убедительная женщина — если бы не прямые линии плеч и груди и не сила в бледных руках, теперь вытаскивающих меч.
— Ты пришел, — проговорила Мирабель, привычным жестом кокетки откидывая с лица растрепанные волосы. Раны, нанесенные поверженной птицей, затянулись на ее лице без следа.
— Как же я мог отказаться от подобного приглашения, — ответил Маледикт.
— Мой нетерпеливый гость, ты явился до того, как хозяйка успела подготовиться, — сказала Мирабель. — И все же я найду, чем занять тебя, пока я разделаюсь с твоим домашним любимцем.
Маледикт бросился вперед. Клинок без труда рассек плащ и юбку. Он прыгнул к Мирабель, вытянув меч и целясь в темное соцветие перьев на груди.
