— Но мальчик, — проговорил Джилли. — Твоя собственная тень. — Он заставил себя взглянуть в темные глаза, боясь встретить в них бездушную пустоту.
Черные глаза, вокруг которых от тревоги и усталости залегли глубокие тени, оказались спокойнее, чем Джилли привык видеть.
— Да, — сказал Маледикт. — Мне давно следовало так поступить.
— Но твоя невинность…
Маледикт рассмеялся — беззвучно, как кошка; его плечи тряслись почти истерически.
— Неужели ты думал, что крыса из Развалин невинна? Тварь, которая не знала доброты, лишь голод, страх и ярость, тварь, чьей единственной добродетелью была любовь столь безумная, что Ани решила поживиться моей душой? Я изменился. Ведь ты учил меня доброте. Несмотря на все мое тлетворное влияние на тебя, мой милый Джилли, ты пересилил. Я бы не сделал того выбора, что прежде, предложи Она мне его теперь.
Джилли выдохнул; его грудь судорожно поднималась и опускалась.
— Мэл…
Маледикт обнял Джилли, принялся целовать в ухо, в висок, и отстранился, коснувшись губами раны на голове.
— Мирабель обошлась с тобой очень жестоко, — проговорил он. — Как ты очутился в ее власти… Ливия тебя заманила?
— Нет, — сказал Джилли, вспыхнув от смущения и вновь накатившей боли — объятый надеждой, он на миг позабыл о ней.
Маледикт неловко укачивал Джилли.
— Тише, тише! Я увезу тебя в одно безопасное место.
— Янус, — проговорил Джилли.
Маледикт замер в ожидании продолжения.
— Он выяснил, что я позволил увезти тебя в «Камни», вместо того чтобы драться с гвардейцами; он избил меня и продал в море.
— А Мирабель? — Маледикт говорил спокойно, словно эти имена ничего для него не значили.
— Она была в порту, когда я сбежал. Думаю, она следила за всеми нами, — сказал Джилли.
Губы Маледикта сжались. Он рассеянно поглаживал Джилли по плечам.
— Тогда нам лучше спрятать тебя в каком-нибудь безопасном месте. Я сбежал от гвардейцев. Так что Эхо наверняка охотится за мной. А Янус — лучше не испытывать еще раз его терпение. Как думаешь, мадам, бывшая хозяйка Лизетты, согласится укрыть тебя? Это недалеко.
— Если мы ей заплатим, — ответил Джилли, огорченный спокойной отвлеченностью Маледикта, его упорным нежеланием замечать предпринятую Янусом попытку убить его.
— У Мирабель наверняка где-то припрятаны деньги, — сказал Маледикт. — Остается только найти их. — Осторожно опустив голову Джилли на пол, Маледикт стал обыскивать комнату. Он подошел к полке с бумагами и просмотрел их, остановился, заметив записку от дворцового шпиона, предупреждающую о намерении арестовать Маледикта.
— Мирабель перехватывала нашу корреспонденцию, Джилли, — Джилли не ответил, и Маледикт, закусив губу, принялся искать более настойчиво. Кошель с монетами обнаружился под камнями алтаря. Юноша засунул его в рукав рубашки. В другом импровизированном тайнике Маледикт нашел яды и бегло проглядел ярлыки на склянках, бормоча себе под нос. Он вернулся и опустился на колени рядом с Джилли.
— Выпей — это должно разогреть кровь. Мне тебя не донести.
Джилли не мог сосредоточить взгляд на пузырьке — он видел лишь окровавленные руки Маледикта.
— Пей же, — приказал Маледикт.
Жидкость, горькая, как желчь, обожгла Джилли горло, разлилась теплом по похолодевшим членам. Сердце несколько раз гулко, неистово стукнуло, потом забилось ровно.
— Так лучше? — спросил Маледикт, бережно поддерживая Джилли.
— Да, — отозвался Джилли, целуя искаженный горем рот, оказавшийся совсем близко.
Маледикт отпрянул:
— Не сейчас, Джилли. — Он потянул Джилли за руки, и тот, поднявшись, оказался в объятьях Маледикта. Храм закружился, струйка крови на щеке сменила направление и теперь капала Джилли на ключицу и грудь.
— Что это было?
— По-моему, «Сон моряка».
— По-твоему, — повторил Джилли, облизывая губы.
— Не зуди, — предупредил Маледикт. — Я совсем без сил и делаю все, что могу. — Руки юноши на груди Джилли задрожали, и Джилли постарался обойтись без поддержки, снова вспомнив, как хрупок Маледикт.
— Ты хрупкий, как девушка, — проговорил он, поглаживая вышивку на манжетах друга.
— Да. Все верно. А ты здоров, как бык, и так же легко управляем.
Джилли кивнул, заставляя себя сосредоточиться не на чудесном ощущении тепла, охватившем его душу и тело, а на кровавых следах, которые они с Маледиктом оставляли на полу храма.
* * *
Маледикт выругался. Джилли опять остановился; усталость пронизывала его тело до костей, делала таким тяжелым, что ему казалось, он вот-вот уйдет в землю.
— Ну, идем. — Маледикт потянул друга за собой.
Джилли все не двигался, и Маледикт, потеряв равновесие, упал ему на грудь, ощутив тепло сквозь распахнувшийся плащ Ливии. Джилли снова принялся шарить по нему руками, и Маледикт, пытаясь плотнее запахнуть плащ, не отстранился. Чертова Мирабель, с досадой думал он. Если Джилли был так ей нужен, опоила бы его «Сном»…
Маледикта трясло от ярости — собственной ярости, без всякого следа присутствия Ани. Интересно, где Она, размышлял юноша. Ани затаилась и притихла с момента смерти мальчика из тени, с момента смерти Мирабель, хотя Маледикт ожидал, что Она с воплем поднимется, и ему придется биться с Ней. Но Она молчала. Маледикт нервничал, как моряк под небом, затянутым грозовыми тучами.
Руки Джилли уже забрались Маледикту под рубашку. Юноша ощутил внезапный прилив тепла — пальцы Джилли медленными движениями ласкали его спину, потом скользнули ниже.
Маледикту на лицо упала капля крови. Он поднял голову и увидел тоненький ручеек из медленно затягивающейся раны на голове Джилли. Встав на цыпочки, Маледикт лизнул рану, надеясь, что у него в слюне окажется хотя бы частичка целительной силы Ани. Привкус меди во рту напомнил ему о необходимости двигаться дальше, чтобы не быть пойманными над телом Мирабель — и вообще не быть пойманными.
Джилли ощупал панталоны Маледикта и нахмурился в наркотической задумчивости.
— Ливия… — прошептал он.
— Нет, никакая не Ливия, — обиженно отозвался Маледикт и подтолкнул Джилли, побуждая его двигаться дальше. Маледикт пообещал себе, что поговорит с Джилли начистоту, как только тот протрезвеет. Маледикту больше нечего было скрывать. Чувство свободы навалилось на него, омывая кожу. Маледикт был в бегах; Маледикт был мертв; Маледикт был погублен. Он, однажды уже умерший и родившийся иным, мог сделать это снова.
Меч зазвенел о дверной косяк, мимо которого они проходили, высекая недовольный ответ Ани, что притаилась внутри.
Еще не свободен, осознал Маледикт, отрезвленный напоминанием. Он должен завершить месть, хоть и понимал, что она превратилась в пустой жест. Ласт давно мертв и похоронен, сгинули все враги: Критос, Ласт, Амаранта, Данталион — всех поглотила ненасытная тварь-ворона, Маледикт же ни разу не испытал чувства сытости. Если убить ребенка, оставит ли его Ани тогда? Положит ли гибель мальчика конец их сделке? Маледикт чувствовал Ее шепот в своей крови, утвердительный и призывающий. Всего одно убийство — и он будет свободен.
