Маледикт опустился на скамеечку, пробежал пальцами по волосам, сначала откинув кудри назад, потом перебросив на лицо так, что остались видны лишь его темные глаза.
— Я не хотел бы, чтобы Ласт смеялся надо мной, — прошептал Маледикт. — Расскажи мне, Джилли, как научиться внушать людям страх. Ты столько всего знаешь.
Джилли сел рядом с Маледиктом, польщенный тем, что мальчик просит у него совета: это означало, что, возможно, он видит в нем больше, чем просто забаву Ворнатти.
— У тебя есть время.
— На деревьях набухают почки, щебечут певчие птицы, и день прибывает. Уже почти весна. Ласт вернется, пусть и без Януса… — Маледикт выдохнул — и казалось, вместе с воздухом из него ушла сила. Он прислонился к стеллажу, сматывая в беспокойных пальцах ленту Джилли, придавая ей новую форму — как хотел бы придать ее своему будущему. — Пусть я убью Ласта, что это мне даст, если Янус так и останется в заточении в Итарусе? Ласт отправил его туда — и лишь Ласту под силу вернуть его.
— Критос предпочел бы убить его, если бы мог, — согласился Джилли, — чем истратить на него хоть медяк. Но, вероятно, здесь можно ожидать помощи от Ворнатти.
— В последнюю очередь от Ворнатти. — Маледикт принялся мерить шагами комнату. — У Ворнатти на мой счет собственные планы и желания. Я лишь тень того, каким он хочет меня видеть. Он укрывает меня, потакает мне, шепчет слова, навевающие мечты о сладостной мести; только все они — его мечты, его месть. Не мои. Мои планы… далеки от завершения, — продолжал Маледикт. — И я не имею ни малейшего понятия, как продвинуться в нужном направлении. Я не потерплю, чтобы Ласт насмехался надо мной, над мальчишкой с клинком. Я ни за что не выстою перед ним. Наши умения слишком не равны. И меня вовсе не радует перспектива быть зарубленным насмерть его людьми. Видишь, в каком я затруднении, Джилли? — Мальчик хорошо отрепетированным молящим жестом протянул руки вперед. — Ты же можешь ответить на все вопросы Ворнатти, неужели не сумеешь ответить на мои?
Джилли отвел глаза под пристальным взором Маледикта, ошеломленный его прямотой и отчаянием. Мальчик молча ждал совета, внешне спокойный, хотя руки его сжались в кулаки.
Джилли поспешно заговорил.
— Обожди. Научись владеть мечом. Ласт в этом искусстве преуспел. А ты…
— Ворнатти пытался давать мне уроки, однако он слишком стар, а его указания бессмысленны.
— Стоит тебе лишь попросить — и барон наймет учителя, — отозвался Джилли, стараясь побороть внезапно нахлынувшее осознание собственной неверности Ворнатти. Маледикту был нужен не просто совет — ему был нужен союзник. — Главное — делать все правильно. — Он схватил Маледикта за руки, притянул ближе. — Послушай, я расскажу тебе, как управлять им.
Склонив светловолосую голову к темной шевелюре Маледикта, Джилли принялся рассказывать, неосознанно открывая тайны, в мельчайших подробностях повествуя об удовольствиях, наркотиках и вине, и о том, когда и как нужно попросить барона. Джилли сделалось неуютно от собственной лекции; он вдруг понял, что водит Ворнатти за нос, как любой другой приживальщик. Если сейчас Маледикт скажет что-то язвительное, он уже никогда не сможет говорить с ним открыто. К счастью, мальчик слушал молча и внимательно. Когда он ушел, Джилли развернулся к полке, ощущая себя сваренным заживо в собственной шкуре, и вытащил «Книгу отмщений» в надежде отвлечься на чтение. Выяснилось, что ловкие пальчики Маледикта его опередили.
Ворнатти сидел в библиотеке в своем любимом кресле. Пламя в камине едва теплилось, и то, что барон не требовал подбросить дров, было верным признаком приближения весны. Джилли стирал пыль с книг: дворецкий уволился после того, как вошел в комнату Маледикта, не постучав, и от взмаха черного клинка и лишился галстука и некоторого количества собственной крови.
Маледикт читал вслух, сидя на полу у кресла Ворнатти и держа книгу на коленях; после каждой страницы он прихлебывал из кубка.
Правая рука Ворнатти зарылась в черные волосы мальчика, пальцы, лениво поглаживая, затерялись в спутанных кудрях.
Джилли с кисловатой улыбкой вернулся к уборке. Такой спокойный, такой фальшиво прирученный… Маледикт определенно внял совету Джилли.
Мальчик перестал читать. Книга повествовала о молодой девушке, впервые вышедшей в свет; история была якобы истинной, однако обнадеживающе неправдоподобной, судя по описаниям (с самыми жестокими подробностями) кутежей, ожидавших бедняжку на последующих страницах. В этот вечер в объяснение своего выбора Ворнатти сказал:
— Вот почему, Маледикт, каждому при дворе нужен защитник. Разумеется, у тебя есть меч и ты не девушка. Так что тебя эта история скорее позабавит, чем предостережет.
— Неужели двор впрямь столь низок? — спросил Маледикт.
— Несомненно. Нынче тяжкие времена, хотя аристократы и отказываются это признать. С тех пор, как боги умерли, люди почти ничего не страшатся. И все же двор прекрасен: ведь, в конце концов, нет времени прекраснее сумерек. Вельможи встречаются в золоченых бальных залах; каждый стремится быть самым красивым, привлечь как можно больше внимания.
Ворнатти улыбнулся мальчику, взглянув вниз с высоты кресла, и продолжал:
— Кругом золотые и серебряные вещи, так что тебе сразу захочется их стянуть. Комнаты, мебель, одежды — о, их одежды достойны истинного восхищения. Каждая тень под солнцем и под луной, каждый камень из-под земли и из моря — все они там, отшлифованные и доведенные до совершенства. Кажется, будто у придворных льстецов и языки позолоченные, а манеры вышиты золотом по канве — ни единого лишнего стежка, уклоняющегося вправо или влево. Мужчины носят мечи, которые не имеют права обнажать на балах, демонстрируя свирепость, а ведь свирепости-то на самом деле многим недостает. И шепчутся, словно шуршат сухие осенние листья, обо всем, чего не смеют произнести вслух.
Ворнатти сверху вниз взглянул на Маледикта и сказал:
— Дерзкий, несдержанный язык вроде твоего, мой мальчик, возмутит их, превратит их шепот в грохот прибоя за твоей спиной.
Маледикт улыбнулся:
— Им же нравятся громкие скандалы. Вы сами мне однажды говорили. — И он легко коснулся пальцами губ Ворнатти, позволяя старику поцеловать ладонь.
— Спокойной ночи, — проговорил Маледикт, пряча руку и улыбку, и вышел из комнаты. Ворнатти смотрел вслед мальчику, пожирая глазами его стройный стан.
Джилли подошел к Ворнатти, опустился на пол, поднял почти пустой кубок Маледикта. Плеснул еще вина — рубиново-красное, оно полилось в хрусталь, словно кровь брызнула на лед из сердца.
— Он хочет, чтобы вы взяли его ко двору. Ждать там возвращения Януса, — сказал Джилли.
— Полагаю, что так.
— Он что, сумасшедший? Одно дело — помогать ему в его приключениях, выпустить, словно ястреба в поле, совсем другое — представить ко двору. — Джилли искал подход к барону столь же тщательно, сколь и Маледикт.
— А почему бы мне не позаботиться о его выходе в свет? Так я смогу заслужить его большую привязанность. Чем плохо? Я засиделся, слишком давно не варился в гуще событий.
