Лизетта чуть отодвинулась.
— Твой хозяин — тот самый вельможа, да? А зачем тебе такой, как он?
— Не знал, что ты следишь за событиями, что происходят при дворе, — сказал Джилли, устраиваясь на простынях. Он доплачивал за то, чтобы в его ночи постель перестилали, и Лизетта хорошо усвоила, что Джилли любит только что выстиранное белье, пахнущее лишь утюгом и слегка — ее духами.
— Не за событиями, Джилли. Только за тобой. Однажды я видела твоего нынешнего хозяина. Ну, издалека и все такое. Он держится так, будто считает себя королем. Впрочем, довольно миловиден даже для девушки.
— Поосторожнее, — предупредил Джилли. — Он не раздумывая хватается за клинок и не терпит, когда его называют девушкой. Несмотря на предпочтения в любви.
— Вот как? А знаешь, он был бы неважной девчонкой. Слишком костлявой. Не то что я. — Она положила руку Джилли на свою пышную грудь. Джилли склонился в поцелуе.
— Лизетта, — промурлыкал он.
— Вот так-то лучше, Джилли, мой мальчик. Не растрачивай понапрасну мысли на таких, как он.
Джилли остановил Лизетту, поймав ее губы своими, а она принялась щекотать его бока, пока он не расхохотался. Она перекатила его на спину и стала ласкать прикосновениями длинных волос, и наконец он с рыком запустил пальцы в ее локоны, привлекая ее к себе, сливаясь с ее телом и думая: да, Лизетта права. Это было так просто. Так легко. Это было так радостно и тепло, и тени в комнате зарождались от неверного пламени свечей, а не от гнева невидимых богов. Но Джилли не закрывал глаз, чтобы в забытьи ему, вместо теплой, пышной, податливой Лизетты не привиделся угловатый силуэт Маледикта, столь часто посещавший его грезы.
Когда все закончилось, Джилли выскользнул из постели: он было уснул, но внутренний голос принялся нашептывать, что во сне снова явится Чернокрылая Ани — и Джилли внял внутреннему голосу. Лучше уж было вовсе не засыпать. Джилли растворился в ночи. Он пробирался домой закоулками и наткнулся на Особый отряд Эхо: солдаты расталкивали пьяницу, что спал мертвецким сном возле фонтана.
Мимоходом окинув пьяницу взглядом, Джилли замедлил шаг, потом вернулся и выкупил бедолагу за несколько монет. Немилосердно встряхнув оборванца, Джилли стал водить его взад и вперед по площади, пока тот не простонал:
— В камере по крайней мере я мог бы отдохнуть.
— Я лишь пытаюсь помочь, — объяснил Джилли.
— Помочь? Тогда купи мне выпить, — попросил медиум, нетвердой походкой направляясь к ближайшей пивной. Джилли помешкал, но все же последовал за ним; он слышал, что говорил старик, видел его взгляд, когда он узнал в Маледикте Ани; быть может, только он мог дать Джилли ответ, которого не давали ни книги, ни пергаменты.
Джилли сел напротив, морщась от запаха прокисшего рагу и перегара. Медиум вздохнул.
— Ты — слуга из особняка на Дав-стрит, верно?
— Верно, — кивнул Джилли. — А тебя как зовут, медиум?
— Нет, я больше не медиум, — отозвался старик. — Я перестал выкрикивать истину городу глухих и непомнящих. Я присоединюсь к ним в их добровольном забытьи.
— Мне нужен твой совет. — Джилли махнул девушке за стойкой, когда медиум сделал попытку сбежать. Она принесла две кружки эля, и старик вернулся на место.
— Никто не прислушивается, — сказал он, поднимая кружку и наполовину опустошая одним глотком.
— Я прислушиваюсь. Это моя работа, — проговорил Джилли.
— И моя… была когда-то, — вздохнул медиум. — Я говорил за богов, пропускал их слова через себя, пока из ушей не начинала идти кровь. А теперь… теперь я забыт вместе с ними. Ты — ты понимаешь, на что это было похоже? Я был как ребенок, вынужденный слушать, как дерутся родители. Месяцы и месяцы беспрестанного раздора — лишь видения, в которых боги бились друг с другом. Одни медиумы умирали во сне. Другие — их было большинство — бежали снов и сходили с ума. А потом наступила тишина — блаженная тишина, лишившая наши жизни смысла. Нам только одно осталось — нести людям прощальное послание Баксита. На Ксипосе нас забросали камнями. В Итарусе Григор собрал всех медиумов вместе — больных, безумных, отчаявшихся — и бросил в ледяное море. Потому теперь, когда боги подают признаки жизни, некому их услышать…
Медиум умолк, поставил кружку и глянул на Джилли.
— Я слышу, — проговорил Джилли дрожащим голосом.
— Ты слышишь. Но тогда ты должен оказаться одним из нас. Я читаю по твоему лицу. Тебе снятся гробницы, парень? Гробницы, чьи обитатели лежат во сне, но не в покое?
Джилли сделал большой глоток прокисшего эля и сказал:
— Да, снятся.
Медиум оттолкнул пустую кружку и, увидев, что Джилли собирается опять подозвать девушку, устало покачал головой.
— И что ты хочешь узнать?
— Они не умерли, ведь так? — спросил Джилли.
— Они боги, а боги бессмертны, — ответил медиум. — Они лишь отдаляются. Впрямь ли ты хотел задать именно этот вопрос, ибо, полагаю, ты уже знал на него ответ.
— Мне нужно знать, как расторгнуть сделку между Чернокрылой Ани и Ее последователем.
Медиум разинул рот, а потом сказал:
— Она богиня, и сделка с Ней означает больше, чем способен вообразить простой смертный. Единственная возможность спастись — это выполнить условия. Ах, возможно, тебе удастся отвлечь Ее чарами, обратившись за помощью к Бакситу — силе, Ей противостоящей; но даже если Он оторвется от Своего праздного существования, ты выиграешь лишь несколько мгновений. Это не изменит Ее волю.
— И ничего нельзя сделать? — с нескрываемым отчаянием выкрикнул Джилли. Он и сам до сих пор не осознавал, как сильно надеялся на то, что отыщет другой выход, пока не услышал иронии в словах медиума.
— Если ты в самом деле печешься о своем друге, помоги ему добиться Ее кровавой цели и положить конец Сделке.
— Он умрет, — проговорил Джилли. — Я не могу позволить…
— Умрет? — переспросил медиум. — Ты начитался «Отмщений», принадлежащих перу Грейла — известного распространителя сенсаций. А Грейл очень любит напустить туману и не скупится на кровавые подробности, чтобы показать свою ученость.
— Значит, он выживет? — спросил Джилли с невероятным облегчением.
— Чем быстрее он будет действовать, тем больше у него шансов. Однако сделка с Ани требует своих жертв. Она приносит дары. Грейл наверняка поведал о них, сильно сгустив краски — ему вообще это свойственно. Но Она и забирает. Однажды я навещал женщину, которую держат в сумасшедшем доме за городом. Много лет назад она в подвенечном платье вскарабкалась в оружейную башню с кинжалом в руке. Она должна была непременно упасть, но не упала. Она убила мужа, который поджидал там свою любовницу. Но после этого она обезумела, и сейчас разумом равна малому ребенку. Стихия Ани — интуиция и эмоции, насилие и страсть, но не здравый смысл. Лишив Элизанду разума, Ани, по-моему проявила доброту. Иные, отомстив, кончали самоубийством, будучи не в силах перенести раскаяние и скорбь. Ани питается торжеством первой минуты таких несчастных, им же не оставляет ничего. Можешь помогать или не помогать своему мальчику, можешь заботиться о нем после — только не жди, что он останется прежним.
