Было слышно, как в столовой прислуга накрывает на стол к их последнему совместному ужину. Не говоря ни слова, Маледикт встал со своего кресла и забрался к Янусу на колени. Янус привлек его ближе, утопив подбородок в темных распущенных кудрях.
— Сэр, — вошел новый дворецкий, — вас хочет видеть поверенный.
— Джилли сказал, что Беллингтон вернется. Но чтобы так быстро? Видимо, я ему впрямь сильно переплатил.
Дворецкий кашлянул.
— Это не Беллингтон, сэр, а другой джентльмен, и, судя по покрою камзола, иностранец. Проводить его к вам?
— Почему бы и нет? — Маледикт поднялся, оттолкнувшись от груди Януса. — Возможно, он слышал, что я его разыскиваю, и решил избавить меня от лишних хлопот. — Маледикт взял меч и препоясался, готовый в любой момент пустить оружие в ход. — Впрочем, проводи его в столовую. Не вижу причин откладывать ужин.
Янус заволновался:
— Не нравится мне, что он к нам заявился. Ведь это противоречит его обязанностям.
— Никогда не отталкивай удачу, — отозвался Маледикт. — Однако я согласен, он, должно быть, весьма самоуверенный джентльмен.
Незнакомец ждал в столовой. Это был тот самый худощавый человек, которого Маледикт встретил в парке. Тот, что смеялся над ним. Настроение у Маледикта испортилось.
— Маледикт и лорд Ласт, если не ошибаюсь? Какая любезность с вашей стороны — принять меня.
— Какая угодливость с вашей стороны — посетить нас, — ответил Маледикт, слегка ошеломленный тем, что осторожный взгляд мужчины был прикован не к нему и его мечу, а к Янусу.
— Сначала я хотел бы выполнить поручение, — сказал худощавый, — однако, едва с ним будет покончено, я вспомню, как мало платит мне Данталион. — Худощавый без приглашения уселся за стол, неспешно выложил перед собой пистолет, как неожиданное дополнение к столовому прибору, и предупредил: — Он заряжен — и дотянуться до него легче, чем до вашего клинка. Впрочем, держите меч в ножнах — и все будет в порядке.
— Вы хотите от меня денег? — спросил Маледикт. — Как бедный родственник, явившийся побираться?
— У вас нет родственников, — сказал поверенный. — Если, конечно, не считать шлюхи в Развалинах. Данталион предпочел не оспаривать завещание в открытую — не с Иксионом; кое-кто поговаривает, что сам Арис по вам сохнет. Так что я отправился на поиски рычагов влияния и нашел такой чудесный, что вы просто не поверите, даже теперь.
Маледикт сел за стол и подался вперед. Так расскажите.
— Только после того, как сядет Иксион, — отвечал поверенный. — Мне известна репутация королевского племянника, и я не желаю, чтобы его пальцы сомкнулись на моей глотке. Сомневаюсь, что вы будете платить мне содержание, если мне придется пристрелить его.
Маледикт судорожно выдохнул, а когда сделал вдох, вместе с воздухом его легкие наполнил чистый гнев — холодный, пахнущий перьями.
— До сих пор вы не сказали ничего, стоящего хотя бы медяка. — Он налил в бокал вина и уселся, зажав меч между колен.
— Я стал искать информацию об этом черноволосом юноше из Развалин и ничего не нашел. Как будто он и не существовал вовсе. Однако мне рассказывали о Янусе. Я быстро разговорил крысу по имени Роуч — знаете такого? Полезный парнишка, жадный до денег и не особенно щепетильный в вопросах нравственности. Он согласился быть гонцом и разнести кое-какие из моих писем, если я не вернусь сегодня вечером. — Поверенный потянулся к кубку. — Не позволите ли мне утолить жажду, сэр Маледикт?
Пока Маледикт наполнял бокал, поверенный не отрываясь смотрел на его руки.
— Так вы меня слушаете?
— Роуч — лжец, — сказал Янус.
— Только очень неосмотрительный. Он сказал мне, что Миранда мертва. И я не придавал этому значения, пока не увидел вас в парке, Маледикт.
Маледикт вздрогнул, потрясенный до глубины души звуком собственного имени.
Поверенный рассмеялся.
— Я просто не мог поверить: ты была прямо там, в толпе слепцов! Никто не дает себе труда заглянуть за привычный фасад. Никто, кроме меня. Так скажи мне, девочка, что мне теперь делать? Сообщить Данталиону, что завещание недействительно, или ничего не сообщать и предоставить тебе возможность обо мне позаботиться?
— Я убью тебя, — яростно прорычал Маледикт, едва не дрожа от гнева. Он постарался обуздать свои эмоции. Убийство в благородном доме требовало сосредоточенных усилий и тщательного планирования.
— Ты всего-навсего девчонка, и я не подпущу твоего любовника к себе слишком близко.
Постучавшись, вошел Джилли.
— Мэл, кухарка готова подавать на стол. — Он остановился, изучая незнакомца. — Мэл, кто это?
— Поверенный Данталиона, пришел нас шантажировать. Не вижу причин, почему бы ему не остаться, если только он отдает себе отчет в том, что обсуждение дел за обедом — смертельная обида. — Мысли Маледикта скакали, просчитывая риски против рисков, разоблачение против вероятности, что убийца опять исчезнет.
— Это ваш дом, сэр, — заметил поверенный. — Однако, боюсь, я занял чужое место — ведь стол накрыт на три персоны.
— Я поем на кухне, — сказал Джилли.
— Думаю, не стоит, — проговорил поверенный. — Я не стану есть — вдруг вы вздумали меня отравить. Подойди, сядь рядом и попробуй из моей тарелки.
Маледикт опустил голову, стараясь скрыть внезапно нахлынувшее чувство досады. Он желал этому человеку смерти — желал так сильно, что, подстегиваемый Ани, был готов пойти на любой риск. Маледикт встретился взглядом с Янусом, прочел в его глазах, что поверенного можно убить, прежде чем он нанесет больше одного ранения кому-нибудь из них. Но слуги были за стеной, а тайны хранить так непросто. Лучше всего, если этот негодяй умрет молча и быстро. Если уж он не доверяет им в отношении еды, то и они не имеют права верить, что, покинув их дом, он сдержит слово.
Маледикт опустил ладонь на рукоять меча: поверенный проследил за его движением, сузив глаза. Смерть принесет не клинок; этот негодяй осторожнее, чем кажется, самоуверенность — только маска.
— Что у нас на ужин, Джилли? — спросил Маледикт, растягивая время и размышляя о возможности применения яда, столь любимого в Итарусе. Однако все зелья хранились в комнате наверху.
— Устрицы, прямо с рынка.
Маледикт откинулся на спинку кресла, пока лакеи подавали блюда, и пристально наблюдал за поверенным, пытаясь определить: всегда ли тот так осторожен и сосредоточен на оружии — или же есть более серьезный повод для беспокойства. Юноша взял устрицу, пробуя пальцем острый, зазубренный край ее раковины.
— Джилли, не так ли? — позвал поверенный. — Разрешаю тебе попробовать первым.
— Поздно, — проговорил Маледикт, бросая на тарелку опустевшую раковину. — Джилли, они хороши.
— Это тебе так кажется, — возразил Янус, ковыряя свою устрицу с нескрываемым отвращением. — Если бы ты любил меня, Мэл, то не стал бы подавать их, даже несмотря на то, что Арис ввел запрет на импорт продуктов. Я видел гавани, где их вылавливают. Там такая отвратительная вода!
