— Ты знал, что Янус собирается убить Роуча, когда посылал меня с ним? — дрожащим голосом спросил Джилли. Дрожь передалась ногам, и Джилли опустился на ступеньку чуть пониже Маледикта.
— Да, — сказал Маледикт, отводя взгляд.
— Почему? — выкрикнул Джилли. — Ведь это был просто мальчишка. Я понимаю — поверенный, Критос, даже Ворнатти. Но мальчишка…
— Он владел информацией, которую Янус считал опасным разглашать. Он мог распустить слухи не менее смертоносные, что распускает Мирабель, — проговорил Маледикт, ставя лампу на ступеньку над своей головой так, чтобы она освещала их обоих.
Джилли слушал голос Маледикта, не поднимая на него взора, не желая отвлекаться на взгляд этих темных глаз, на соблазнительный изгиб губ, на собственное вожделение.
— Ты убил поверенного. Кто еще, кроме него, додумался бы общаться с крысой? Почему было просто не заплатить ему, чтобы он убрался прочь? Или послать в море, как поступают аристократы с тех пор, как существуют морские корабли и неугодные люди… — Голос Джилли оборвался.
Лампа ярко вспыхивала и потрескивала, когда в масле попадались примеси; после череды маленьких взрывов Маледикт наконец заговорил:
— Тут было еще кое-что, Джилли. Я перепугался, а Янус был совершенно уверен. Он никогда не любил Роуча. С самого детства терпеть его не мог. — Маледикт отрывисто выдохнул, как будто дрожь Джилли передалась и ему.
— Больше никогда не посылай меня заманивать кого бы то ни было в смертельные ловушки, — сказал Джилли. — Я не могу. Я буду помогать тебе во всем остальном. Но пожалуйста, Мэл… не заставляй меня убивать ради тебя.
— Тише, — Маледикт уложил голову Джилли к себе на колени, откинул с его лица светлые волосы, мокрые от ночного тумана. — Я обещаю. Больше никогда. Никогда в жизни. Мне так жаль, Джилли. Мне очень жаль.
Маледикт гладил золотистую сеть волос до тех пор, пока Джилли не перестало трясти и лампа не начала тускнеть; он не замечал наблюдавшего с лестничной площадки Януса.
23
Арис стоял в холле городского особняка Вестфолла. Хозяин дома, никогда не отличавшийся сдержанностью эмоций, свойственной остальной знати, при появлении короля вскинул брови и округлил глаза. Арис кивнул и прошествовал дальше в сопровождении мастиффа и вереницы гвардейцев. Король улыбнулся: он и сам себе дивился. Вестфолл периодически устраивал послеобеденные собрания, но они проходили совсем иначе. Если гостям хотелось поразвлечься, надо было прежде скрыться от хозяина, который пользовался любой возможностью высказаться в защиту классового равенства или втянуть новую жертву в дискуссию о неизбежности наступления нового мира.
— Сир, — обратился к королю лорд Эхо, стоявший неподалеку. — Не ожидал встретить вас здесь.
— Уверен, сегодня мне предстоит еще не единожды услышать подобное удивленное высказывание. И в равной степени не сомневаюсь, что причина, по которой нас созвал Вестфолл, вызовет интерес. Мне в самом деле приятно, когда мои советники всем довольны, — проговорил Арис. Он сказал правду лишь наполовину: сам он пришел по одной-единственной причине.
— Стало быть, вы посещаете мероприятие, которое вас не очень занимает, — заметил Эхо с непринужденностью, позволительной при долгом знакомстве.
— Меня смущают производственные вопросы, Доминик, — ответил Арис. — Как, по мнению Адама, машины, которые повышают уровень производства, помогут нам, когда проблема остается прежней: наши доходы нам не принадлежат. Не вижу смысла трудиться на благо Итаруса.
— Рано или поздно срок обязательств, наложенных при капитуляции, истечет, и наши соглашения будут считаться выполненными, — сказал Эхо.
— А пока двигатели Вестфолла будут заменять бедняков-рабочих. — Арис покачал головой. — Вы с Вестфоллом оба забываете, что страна состоит не из машин, а из людей.
— Но ведь бедняки…
Арис жестом оборвал речь Эхо.
— Прошу меня извинить. Я пришел, чтобы сделать приятное Адаму, а не выслушивать его соображения. И еще я полагаю, что вы проводите слишком много времени среди самых подлых обитателей нашего города. Это ожесточает вас, вы не способны понять, что добро существует на всех уровнях. Мое предложение все еще остается в силе. Идите ко мне в Королевскую гвардию, и я сделаю вас ее капитаном.
— Ваша гвардия, сир, не мыслящее существо, а только армия. Я предпочитаю заниматься решением проблем.
— Как пожелаете, — ответил Арис. Когда Эхо попытался последовать за ним, король покачал головой, и советник отстал. Арис беспрепятственно шел дальше, и немногочисленное собрание отвешивало ему поклоны. К королю оборачивалось столько знакомых лиц — и все же не было того единственного, которое он желал бы видеть. Он сдвинул брови при виде Мирабель, шепчущей что-то на ухо Брайерли, и принялся гадать, какой еще яд она собирается разлить теперь, и не объясняется ли отсутствие Маледикта ее присутствием. Арис нетерпеливо похлопал себя по ляжке, Бейн догнал хозяина и запыхтел рядом.
Арис проскользнул в прохладные коридоры — по-прежнему в поисках Маледикта. Он надеялся чаще видеть юношу теперь, когда у него в руках были гроссбухи, от которых зависела судьба короля. Пока Янус не уехал из Мюрна с Амарантой Лавси, Арис ждал, что Маледикт использует власть над счетами, чтобы заставить короля отказаться от мысли женить Януса. Быть может, Маледикт всерьез говорил, что не намерен как-то использовать гроссбухи против Ариса. Королю очень хотелось верить ему, и не только ради безопасности Антира.
Наконец он отыскал Маледикта: тот изучал портрет светловолосой женщины в фамильной галерее Вестфоллов. Юноша нахмурился и что-то тихо сказал своему слуге.
— Леди Розамунд. Мать Селии Розамунд и бабка Януса. Кажется, она приходится Вестфоллам дальней родственницей. — По мере приближения Ариса речь слуги слышалась все отчетливее.
Против обыкновения, Маледикт, похоже, не мог найти слов и смотрел на портрет с открытым ртом. Потом прикоснулся к полотну.
— Селия очень похожа на нее.
— В этом весь смысл благородного происхождения, — заметил слуга. — Аристократы на портретах различны только платьем да убором, а достигается такой эффект близкородственными браками. Не беда, что приходится порой плодить идиотов.
Гвардеец кашлянул; слуга обернулся, побледнел и опустился на колено. Улыбка Маледикта исчезла, в глазах появилась настороженность. Он положил ладонь на плечо слуги.
— Можешь встать, — разрешил Арис. — Твои рассуждения не новы, уверяю тебя. Если бы я тратил время, наказывая за них, мне некогда было бы заниматься государственными делами.
Слуга понурил голову и неуверенно поднялся.
— Можешь оставить нас, — сказал Арис.
Слуга обернулся к Маледикту за разрешением, тут же одернул себя и, поклонившись, вышел.
Маледикт покачал головой.
— Теперь он будет переживать по этому поводу несколько недель. Здесь полностью моя вина. Я разрешил ему любое свободомыслие.
